Хайнэ почему-то не знал, что сказать. А она и не торопила его, подперев локтём голову и скользя задумчивым взглядом по волнам реки, тихо плескавшимся почти у самой беседки.

— А знаете, откуда произошло название этой реки? — вдруг спросила госпожа Илон, не поворачивая к Хайнэ головы.

— Знаю, — немного смущённо ответил тот, и чувство неловкости, владевшее им, стало чуть меньше. — Я тоже думал об этом несколько минут назад.

— В своё время я изучала множество легенд, которые связывают с происхождением названий различных городов, областей и рек. И вы знаете, все они так похожи. Либо абсолютное горе, либо абсолютное счастье. И никогда — как в жизни, — она улыбнулась.

— Литература склонна приукрашать действительность, — пробормотал Хайнэ, теряясь.

— Или, может быть, это мы слишком ленивы, ленивы душой для того, чтобы испытывать такие же чувства, какие испытывают герои романов и пьес? — возразила госпожа Илон всё с той же улыбкой. — Хотя на самом деле я думаю по-другому: однажды испытав сильную страсть, мы сознаём, сколь пагубно это чувство воздействует на нашу душу, и впредь предпочитаем испытывать его только вместе с героями литературных произведений, оберегая от него собственное сердце.

С этим Хайнэ было сложно поспорить.

— О да… — с тоской проговорил он, поймав разлапистый ярко-алый кленовый лист, сорванный с ветки и брошенный в беседку порывом ветра.

— Страсть и ярость — это чувства молодости, нежность и печаль — старости. И реальный возраст здесь не причём, — улыбнулась госпожа Илон, а потом внезапно добавила: — Вы пишете стихи?

— Прозу, — сказал Хайнэ. — Романы и рассказы.

— Вы издавали их?

Он кивнул.

— Под каким же псевдонимом? Потому что я ни разу не встречала имени Хайнэ Санья на обложке, а литературные новинки не проходят мимо меня, — Голос госпожи Илон показался чуть насмешливым, но насмешка эта была не обидной, а, скорее, ласковой.

Хайнэ понял, что в очередной раз по глупости загнал себя в угол.

— Энсенте Халия, — сказал он и скривил губы от злости на самого себя.

Госпожа Илон чуть удивлённо приподняла брови.

— Вот как, — произнесла она и ничего не добавила.

А Хайнэ, почувствовав, что ему больше нечего терять — ну как же, теперь она знает о том, что он автор гадких, бездарных, непристойных романов и, без сомнения, презирает его, эта госпожа с прекрасным литературным вкусом — вдруг утратил весь самоконтроль.

— Да, и, сказать по правде, я собирался написать роман про вас с Никевией, — сообщил он, зло усмехнувшись. — Долгое время я собирал сплетни, но этого, как вы понимаете, недостаточно, и мне нужна была личная встреча.

Он ожидал, что госпожа Илон разозлится, поразится его беспримерной наглости, вскочит на ноги и отпрянет от него, как от какого-то отвратительного насекомого, но ничего этого не произошло.

— Ну напишите, — спокойно сказала она и посмотрела ему прямо в глаза. — Что именно вас интересует? Почему я так поступила?

Вся ярость Хайнэ вдруг угасла — как будто в костёр плеснули ведро воды.

— Да… — пробормотал он, уставившись потухшим взглядом себе под ноги.

Она чуть вздохнула.

— Думаю, я уже ответила на этот вопрос.

Хайнэ снова поднял на неё взгляд, преодолевая стыд за свою безобразную выходку, и понял, что она ничуть на него не сердится.

— Когда мне было двадцать пять лет, а Никевии — двенадцать, я испытывала страсть, а он — привязанность ко мне, как к доброму другу. Теперь всё стало наоборот, — проговорила госпожа Илон, закрыв глаза и откинувшись на спинку скамьи. — В своё время он уступил моей страсти, и это стало несчастьем для нас обоих. Я не хочу теперь повторять всё случившееся, поменяв наши роли. Я не хочу больше никаких страданий, волнений и любовных метаний. Никакой страсти. Я хочу жить в тишине, читать стихи, изучать легенды и любоваться природой. Вот и всё. Да, я знаю, что это жестоко и эгоистично, ну так что ж, я жестока и эгоистична, — твёрдо закончила она и открыла глаза.

Долгое время меж ними царило молчание.

Хайнэ смотрел на деревья, на мелькавшие меж ними огненно-рыжие волосы Хатори, бродившего по берегу реки.

— Никевии нужны страдания и страсть, — продолжила госпожа Илон уже совсем другим голосом, в котором звучали печаль и затаённая нежность. — Да и как иначе. Он молод. Он жить без этого не может, сколько бы ни уверял себя и других, что всё, что ему нужно — это моя любовь. Он любит меня до тех пор, пока я даю ему возможность утонуть в его страданиях.

— Мне кажется, вы не совсем правы, — пробормотал Хайнэ, вспомнив исступлённые метания юноши, которые грозили довести его до безумия и вряд ли приносили такое уж большое удовольствие.

— Может быть, и не права, — неожиданно легко согласилась госпожа Илон. — Но суть в том, что вся моя страсть уже перегорела, а вся любовь вылилась в материнское чувство, которое я вполне удовлетворяю в заботе о моей девочке.

Она сделала знак служанке, и та поднесла к ней ребёнка.

— Что ж, сделайте милость, напишите обо всём этом так, как это видите вы, — добавила она несколько минут спустя, играя с девочкой. — А я с удовольствием почитаю. Я вообще люблю работы Энсенте Халии.