Шрифт:
Проснулся он от того, что по комнате кто-то ходил.
Хайнэ приоткрыл глаза — почему-то не сразу, а помедлив, словно ему было, чего, или кого бояться — и тут же снова закрыл их, ошеломлённый.
Меньше всего на свете он ожидал увидеть в этой комнате отца, которого оставил в Арне наедине с его книгами и трактатами, и с которым на протяжении всех последних лет обменивался лишь пустыми, незначительными фразами, да и то лишь тогда, когда им изредка доводилось случайно столкнуться на просторах огромного поместья Санья.
Но это был отец. С извечной книжкой в руке, хмурый и раздражённый, но всё же он!
«Не может быть, — почти испуганно думал Хайнэ и не решался снова открыть глаза. — Неужели он узнал о том, что я пытался сделать, и приехал ко мне? Но когда я восемь лет назад заболел и мог умереть, ему было всё равно. Разве что-то изменилось?»
Наконец, он сделал над собой усилие и зашевелился на постели, показывая, что уже не спит.
— А, проснулся, — сказал Райко, сделав по комнате ещё несколько шагов и недовольно захлопнув книгу.
Голос у него был резкий и раздражённый, но что-то подсказывало Хайнэ, что это раздражение направлено не только и не столько против него; ну и потом, возможно, это было в чём-то лучше известного отцовского равнодушия.
— Да… — пробормотал Хайнэ, не зная, что сказать.
— Я тут почитал кое-что из ваших литературных новинок, — продолжил отец ещё более раздражённо. — Поразительно! За восемь лет не появилось абсолютно ничего, в чём можно было бы прочитать не то что страницу — один абзац! Я правильно делал, что не заказывал всё это время из столицы никаких новых книг. Бездарности… какие же они все бездарности, эти люди, называющие себя писателями. Никогда им не переплюнуть авторов древности! Им нечего сказать, всё, чем наполнены их книги — это глупые метафоры, пустые красивости и тайное любование собственным «талантом», за который я не дал бы ни одному из них и одной монеты!
Хайнэ волновало только одно: входит ли Энсенте Халия в число тех писателей, на которых столь яростно нападал сейчас его отец.
— И… например, какие новинки ты читал? — решился спросить он.
Отец назвал несколько имён; ни одно из них ни о чём не говорило Хайнэ, и Энсенте Халии среди них не было.
Впрочем, это было понятно: отец не считал его непристойные романы литературой вообще.
Разразившись ещё одной гневной тирадой относительно состояния дел в области литературы и искусства, Райко глубоко вздохнул, откинул волосы с лица и замолчал.
Вид у него был как у человека, который только что выдержал многочасовой яростный спор с трудным оппонентом и безмерно устал от этого, хотя Хайнэ не то что не спорил с ним — он вообще не произнёс ни слова.
Отец внезапно сделал пару шагов к постели и опустился на неё, нервно одёргивая одежду и поправляя волосы.
— Мать сказала, что не понимает, почему ты это сделал, — сказал он, не глядя в сторону Хайнэ. — Впрочем, что с неё взять? Мне всегда было не о чем с ней поговорить, всё, что она читала — это религиозные книжки. Как будто бы она может что-то понимать, кроме того, что как бы тебя ни била судьба, нужно только ниже склонить голову и лепетать слова благодарности за то, что всё не ещё хуже!
Хайнэ смотрел на него испуганными, округлившимися глазами.
Ему начало казаться, что отец жалеет его, что пытается таким своеобразным образом проявить нежность, которой никогда не проявлял, что почти готов обнять его или хотя бы взять за руку, и он не знал, чего боится больше — что тот сделает это или, наоборот, не сделает.
— Я хотел когда-то сделать то же самое, — сказал отец. — Но не решился. Иногда я об этом жалею.
На его бледных щеках разгорелся багровый, лихорадочный румянец, губы страдальчески искривились.
Он всё ещё был красив — несмотря на то, что отпустил бороду, что глаза его запали и потеряли блеск, что кожа иссохла от постоянных ночных бдений и недостатка света, а на лбу уже появились морщины.
Хайнэ вспомнил о том, что когда он появился на свет, его отцу было всего семнадцать лет, и что тот был вынужден сразу же уехать с женой в Арне — туда, где увяли его красота и молодость, а уму пришлось создать своего страдающего бессонницей двойника, в бесконечных спорах с которым и проводил свои дни и ночи Райко Санья.
Он закрыл глаза, чувствуя, как изнутри их жгут слёзы.
«Ну обними же меня, — мысленно просил он. — Хотя бы один раз… пожалуйста…»
Отец зашевелился рядом с ним.
Хайнэ вытащил из-под одеяла руку, чтобы облегчить отцу доступ к своему телу — это было единственное, что он решился сделать, не в силах проявить какую-то инициативу сам.
— Что это? — внезапно спросил Райко каким-то странным голосом. — Откуда ты это взял?
Хайнэ открыл глаза и увидел, что отец смотрит на кольцо, которое когда-то подарил ему Хатори.