Астанико взял её в руки и прочитал письмо Хайнэ, адресованное Хатори, которое он написал ему в тот вечер, когда вернулся к Онхонто.

— Это письмо выпало из рукава той дамы, — сообщил Сорэ.

— Вы лжёте, — с бешенством заявил Хатори. — Вы его украли!

— Господин Санья сказал правду: это вы здесь обвиняемый, а не он, — очень мягко и с большим удовольствием прервал его Главный Астролог. — А поэтому мы, от имени Светлейшей Госпожи и Великой Богини Аларес, благодарим вас за содействие процессу. Что ж, теперь я смею утверждать, что мы получили убедительное доказательство вины господина Хатори по первому из его обвинений и на этом предлагаю перейти к дальнейшему допросу. Итак, господин Хатори, объясните нам, пожалуйста, с какой целью вы переодевались в женское платье и использовали женские украшения? Сделали ли вы это с целью оскорбить Великую Богиню и её образ?

Хатори чуть побледнел, однако самообладания не потерял.

— Я сделал это всего лишь для собственного развлечения, — сказал он, сложив руки на груди. — Никаких других целей у меня не было.

— Для собственного удовольствия, вы имеете в виду? — Главный Астролог прищурился.

Иннин почувствовала в его голосе какой-то подвох, но Хатори, судя по всему, нет.

— Можно сказать и так, — спокойно ответил он.

Астанико поднялся на ноги.

— И давно вы стали получать удовольствие от переодевания в женскую одежду, господин Хатори? Расскажите нам. Вы начали делать это с детства? Вы делали это перед зеркалом в собственной комнате или где-то ещё? Переодевались вы только для собственного наслаждения, или ради удовольствия других лиц? Делали ли вы это когда-нибудь за деньги? Вы спали с мужчинами? Делаете ли вы это часто или редко? Раз в неделю, в месяц, в год? Вы спите за деньги с незнакомыми лицами, или у вас есть постоянный любовник?

Последние фразы Астанико произносил отрывисто и очень быстро, не оставляя никому возможности вставить хотя бы слово.

Хатори впервые за всё время поглядел на него, изумлённо расширив глаза — очевидно, меньше всего на свете он ожидал подобных обвинений.

— Прекратите! — не выдержала Иннин. — Вы не имеете права оскорблять подобным образом высокорождённого господина!

— Э, нет, госпожа, — ледяным тоном промолвил Главный Астролог, повернувшись к ней. — Господин Хатори сам признался, что имеет низкорождённых родителей, и, значит, никакие привилегии, полагающиеся для высокорождённого лица, для него недоступны, и обвинитель имеет право подвергнуть его чему угодно, включая пытки.

— Он ни в чём таком не признавался, — возразила Иннин. — Он всего лишь не стал опровергать ваших оскорблений!

С минуту господин Главный Астролог сверлил её взглядом.

Потом очень тихо и с наслаждением произнёс:

— По закону, принятому в тридцать девятый год правления Императрицы Кахес, обвиняемому достаточно не отклонять оскорбления относительно собственного низкого происхождения, чтобы этот факт считался доказанным!

Иннин, имевшая об упомянутом законе некоторое представление, округлила глаза.

— Этот закон не применялся более семисот лет! — воскликнула она.

— Да, но, тем не менее, с тех пор не издавалось ни одного указа, согласно которому этот закон был бы упразднён. Следовательно, он действителен и по сей день! — торжествующе объявил Астанико.

Иннин замолчала.

Она вдруг поняла, что Главный Астролог гораздо хитрее и опаснее, чем она думала; что он прекрасно подготовился к процессу, и что в каждой его фразе, даже самой безобидной, скрыта какая-то ловушка.

«Я была ослеплена омерзением, — растерянно подумала она. — И думала, что передо мной червяк, в то время как это хищный стервятник».

 Она ничего не ответила, опасаясь сказать по неосторожности ещё что-то, что могло бы быть использовано против Хатори.

— Итак, господин Хатори, — вернулся к допросу Астанико. — Я прошу вас ответить на мои вопросы.

— Я отвечаю на них отрицательно, — сказал тот, совладав с собой. — Я никогда не переодевался в женскую одежду за деньги и не испытывал тяги к мужскому полу. Это была всего лишь шутка.

— Чем вы можете это доказать? — просверлил его глазами Астанико. — Есть ли какая-нибудь женщина, которая могла бы подтвердить, что имела с вами любовные отношения, и тем самым опровергнуть, что вы обладаете извращённой натурой с привычкой к связям с собственным полом?

Хатори долго молчал.

— Нет, такой женщины нет, — наконец, сказал он.

 «Почему он не рассказал про Марик?! — изумлённо подумала Иннин. — Она могла бы подтвердить это, и это ничего бы ей не стоило! Они не являются близкими родственниками, отношения между ними не запрещены! Если я сейчас скажу, что сама спала с ним… нет, это невозможно. Я не могу этого сделать, после этого моя карьера в качестве жрицы будет загублена…»

Она задрожала.

— Очень жаль, господин Хатори, — проговорил Астанико. — В таком случае мы вынуждены констатировать вашу склонность к гнусному извращению, которое не составляет чести даже грязному бедняку, не то что господину, который носит фамилию Санья!

Иннин вдруг уловила в его голосе затаённую ярость, и озарение вспыхнуло в её голове подобно молнии.

Астанико отнюдь не желал сделать такое заключение, цель его была не в том, чтобы оскорбить Хатори, вовсе наоборот! Он хотел, чтобы тот опровергнул его слова при помощи какой-нибудь любовницы — и это бы значило, что он переодевался в женскую одежду не из постыдной склонности к мужскому полу, а ради того, чтобы оскорбить Великую Богиню, что было намного хуже, и, более того, являлось косвенным доказательством второго предъявленного ему обвинения в еретичестве.