— Что, ненадолго хватило вашей веры в мои добрые чувства? — зло рассмеялся Астанико. — Конечно, все вы такие. Готовы любить и верить, только если вам лично ничто не угрожает.

Он отвернулся, сделав такое движение тыльной стороной руки, как будто утирал слёзы.

Хайнэ чувствовал растерянность, переходящую в глубокое отчаяние.

— Почему вы сделали такой вывод… что у меня есть эта книга? — только и смог пробормотать он, не в силах решиться на отчаянный шаг.

— Полноте, Хайнэ, да вы ведь просто сыплете цитатами из неё! — воскликнул Астанико с прежним своим раздражением. — Любому, кто читал её, станет ясно, откуда все эти ваши идеи, а я читал, разумеется, читал!

«Он действительно читал учение Милосердного! — вспыхнуло в голове у Хайнэ. — Я был прав…»

Колебания, разрывавшие его, становились всё более мучительными.

«Он прав, — с мучением думал он. — Чего будут стоить мои слова, если я не докажу их на деле, если не поставлю на кон собственную жизнь? Манью говорил мне, что моя вера ничего не стоит, а я ещё не мог понять, почему это так…»

— Ладно, Хайнэ, вы, конечно же, совершенно правы, не доверяя мне, — вдруг сказал Астанико совершенно спокойным, холодным тоном. — На самом деле, мне просто было любопытно, решитесь ли вы на это откровенное безумство — передать себя в руки человека, который уже доказал, что способен на любую подлость. Спросите у вашей сестры, если не верите. Я вам объявил свои доводы и не думайте, что я солгал. Помимо этой странной, необъяснимой антипатии к вам лично, у меня есть и более логичные и разумные причины для того, чтобы погубить вас, которые согласуются с некоторыми другими моими интересами. Разумеется, я использовал бы найденные у вас дома улики против вас, если бы вы имели неосторожность сообщить мне их местонахождение. Жаль, что вы оказались менее глупы и доверчивы, чем я предполагал, но, с другой стороны, этот факт пополнит копилку моих наблюдений над человеческой натурой. Я не люблю ошибаться, но это бывает весьма полезно.

С этими словами Астанико пожал плечами и принялся подбирать разбросанные по полу книги.

Хайнэ прислонился спиной к дверям и закрыл глаза.

— Что же вы не идёте? Идите, — сказал ему Главный Астролог равнодушным тоном.

— Я… — прошептал Хайнэ. — Подойдите сюда, я скажу вам, где книга.

— Глупость, — отчеканил Астанико. — Я уже сказал вам, что сделаю с этими сведениями.

— А я сказал, что буду верить в хорошее в вас, несмотря ни на что, — ответил Хайнэ дрожащим голосом. — Я не могу обмануть ваше доверие, пусть даже вы обманете моё.

— Из вас и в самом деле бы вышел хороший пророк Милосердного, — усмехнулся Астанико. — Уж, по крайней мере, в одном вы будете с ним похожи — оба закончите свои дни на костре.

Он подошёл ближе, и Хайнэ, наклонившись к его уху, рассказал о секретном месте у себя дома, в котором прятал учение Милосердного.

Главный Астролог выслушал эти сведения в полном молчании и ничего на это ответил.

— Вы весь дрожите, — только и заметил он, дотронувшись до предплечья Хайнэ. — Вам нужно лечь в постель.

Хайнэ ждал, что он скажет что-то ещё, но Астанико снова сел за стол и вернулся к своей книге, перестав обращать на него какое-либо внимание.

Попятившись к дверям, Хайнэ наощупь распахнул их и выбрался наружу, едва помня себя.

«Ну, вот и всё, — неожиданно весело подумал он, считая удары бешено колотившегося сердца. — Теперь уже ничего не сделаешь. Теперь остаётся только ждать. Когда он поедет домой ко мне, сегодня, завтра? Может быть, я доживаю свои последние дни».

Его вдруг охватило какое-то легкомысленное, радостное настроение.

«Как бы мне хотелось провести последний день своей жизни? — задумался он. — Нужно сделать что-нибудь запоминающееся… Хотя нет, всё это ерунда. На самом деле я хочу только одного — провести этот день с человеком, с которым мне будет хорошо».

Он заковылял в покои Онхонто, почти не чувствуя боли в ногах, такой счастливый, как никогда прежде.

Когда он распахнул двери, Онхонто, по-прежнему не ночевавший в опочивальне своей жены, стоял к нему спиной, расставляя цветы в вазах. Лишённый возможности работать в саду, как прежде, он всё же не мог забыть своей любви к цветам и попросил, по крайней мере, разрешить ему самому составлять букеты. Это было позволено, и теперь, ранним утром, вся комната была заставлена неглубокими тазами, в которых плавали свежесрезанные цветы — последние осенние и те, которые цвели круглый год в тёплой оранжерее.

Онхонто, подвернувший рукава своего роскошного одеяния так, как будто это была простая крестьянская рубаха, доставал цветы из воды, отряхивал, расщеплял снизу стебли и бережно ставил в вазу.

— Как бы я хотел действительно быть цветком… вот этим, которого так ласково касаются сейчас ваши руки, — проговорил Хайнэ тихо.

Онхонто обернулся к нему и своим чутким, проницательным взглядом сразу же увидел, что что-то не так.

— Что-то произошло, Хайнэ? — Он оставил свои цветы и подошёл к нему.

— Произошло, — ответил Хайнэ почти весело. — На улице такая прекрасная погода. Пойдемте погулять?

— С удовольствием, — согласился Онхонто.

Слуги принесли для него и Хайнэ тёплые накидки, и они спустились в сад. Погода и в самом деле стояла чудесная: прохладная, как и полагается в конце осени, но очень солнечная. Воздух был удивительно чист; ветки деревьев и ещё зелёные стебли растений были покрыты лёгким слоем инея, и всё вместе создавало удивительно красивую, яркую картину смешения четырёх цветов — красного, белого, жёлтого и зелёного. Это была почти что четырёхцветная императорская мандала.