Шрифт:
Он протянул источавшую дивное благоухание веточку Иннин, и та растерянно сжала её в руках.
«Что если он прав? — подумала она в смятении. — Может быть, моя ошибка, из-за которой я вновь и вновь попадаю в замкнутый круг, не в том, что я совершаю неправильный выбор, а в том, что пытаюсь совершить его, исходя из того, какой вариант причинит мне меньше боли? Я бегу от боли вместо того, чтобы смириться, что мне придётся испытать её в любом случае…»
И она смирилась — позволила себе осознать тот факт, что, какое бы решение она ни приняла, ей придётся страдать. Страдать, отказавшись от своей мечты, или страдать, отказавшись от двоих людей, единственно близких ей, а также от третьего, маленького существа, которое уже было частью её самой.
Иннин дала волю этому неизбежному страданию — она погрузилась в него, как в волны моря, и сквозь эту боль, охватившую её, подобно пламени, она постаралась добраться до себя самой и услышать то, чего ей хотелось на самом деле.
В темноте, окружившей Иннин, когда она закрыла глаза, она чувствовала аромат отломленной от деревца ветви.
— Мне хочется вновь почувствовать запахи цветов… весенние запахи, которыми полнятся долины в Арне в день моего рождения, — проговорила Иннин неуверенно, ещё только нащупывая путь.
Она вспомнила, как эти запахи сопровождали её каждую весну и каждое лето, когда она, закрывшись в своей комнате, перечитывала книги о жрицах древности и испытывала ни с чем не сравнимое ощущение волшебства. Эти запахи помогали ей творить раз за разом чудесный мир, который она создавала в своём воображении, связывая его с будущей участью жрицы, помогали ей творить её мечту, которая позже оказалась столь далека от действительности. Но разве могла она быть к ней близка?
— Это… это было глупо, — проговорила Иннин, согнувшись и закрыв лицо руками. — Так глупо было искать в другом месте то, что всегда было со мной. Я так боялась потерять мою мечту, но на самом деле я уже давным-давно её потеряла — в тот момент, когда решила, что она может быть где-то, помимо меня самой. Мой волшебный мир, мои магические силы… я потеряла их тогда, когда решила, что кто-то может мне их дать. Поначалу они у меня были.
Она плакала, и Хатори, сидя рядом, не утешал её, за что Иннин была ему безмерно благодарна.
Наконец, Иннин поднялась на ноги и пошла в дом.
Хайнэ, сидевший возле окна и писавший что-то на низком столике, бросил на неё быстрый, неуверенный взгляд и тут же снова наклонился к своим бумагам.
Иннин вспомнила те слова, которые он сказал ей и Хатори после того, как застал их в одной постели.
— А ты ведь не будешь рад, если я стану его женой, — сказала она то ли ему, то ли самой себе.
Брат вздрогнул, и кисть в его руке замерла.
Отрицать своих чувств он не стал.
— Зато я могу снова писать свои стихотворения, — пробормотал он. — Это того стоит. Конечно, мне обидно, что вы двое…
Он замолчал.
Иннин подошла к нему ближе, и Хайнэ испуганно закрыл от неё свои листки рукавом.
— Я не собираюсь смотреть, — рассмеялась она.
— Это инстинкт, — оправдался Хайнэ. — Я знаю, что они плохие и никому не нужны…
Иннин скрестила руки на груди.
— Раньше ты не был таким забитым и самокритичным, — заявила она. — Верни мне моего младшего брата, который был похож на злого маленького зверька. Верни мне вредного Хайнэ, острого на язык. Знаешь, мне страшно нравилось воевать с тобой. Колотить тебя… Дразнить тебя… И получать от тебя колотушки тоже. Помнишь наши обеденные сражения?
— Ну извини, — обиделся Хайнэ. — Я изо всех сил стараюсь погасить свои недобрые чувства, а ты требуешь злого Хайнэ обратно… И вообще, почему это я младший брат?
— Потому что ты родился позже.
— С чего это ты взяла?
— Абсолютно уверена.
— У тебя нет никаких доказательств! — возмутился Хайнэ. — Нам никто об этом не говорил!
— Всё твоё поведение — одно сплошное доказательство, — подначивала его Иннин, чувствуя, как внутри разгорается что-то детское и весёлое, то, чего она не чувствовала уже много лет.
— Это метафизика! — начал горячиться Хайнэ. — Может, я и веду себя, как ребёнок, но это ещё не означает, что я в действительности родился после тебя! Сколько примеров в истории, когда именно старшие дети отличались слабостью характера, а младшие…
— Как был малышом, так и остался! Хайнэ-малявка!
— Пойдём спросим у мамы! — выпалил тот.
Иннин неожиданно вздрогнула, что не укрылось от внимания её брата.
— Да, пойдём, — сказала она совершенно другим, серьёзным тоном. — Мне действительно нужно поговорить с… мамой.
Поначалу она хотела сказать, по привычке, «с госпожой Ниси», но в последний момент передумала, и это слово, гулко и странно прозвучавшее в тишине комнаты, далось ей нелегко.
Хайнэ, кажется, это понял, потому что тоже прекратил спор и молча кивнул.