— То, что неплохо будет напомнить господину Сорэ, а заодно всей его семье, о существовании других Санья, которые не переметнулись на сторону его матери и не сбежали под её опеку в Канси, а остались верны императорскому дому, — многозначительно сказала Верховная Жрица.

Ярость принцессы как рукой сняло.

— Тут ты, пожалуй, права, — была вынуждена признать она. — Хорошо. Пускай явится на приём. Хотя мне интересно, конечно, что он собрался здесь делать. Будет показывать то, что сотворила с ним болезнь, подобно карликам-уродцам, которые демонстрируют свои увечья простонародью за деньги?

Она криво усмехнулась.

— Посмотрим, — сказала Верховная Жрица. — Посмотрим.

***

Через несколько дней подошёл срок, которого Хайнэ одновременно ждал и боялся — день приёма во дворце.

За несколько часов до отъезда в его комнату зашла мать, постояла на пороге, посмотрела, как Хатори завязывает на её сыне тяжёлый пояс, расшитый драгоценными камнями.

— Хайнэ, — спросила она, глядя на него пристально и грустно. — Ты уверен, что тебе нужно являться во дворец? Мы не могли не приехать в столицу на время свадебных церемоний, потому что это было бы неуважением, но сейчас ты вполне можешь отказаться.

— Мне кажется, это было бы некрасиво, — пробормотал Хайнэ. — В любом случае, уже поздно менять решение.

— Всё будет в порядке, — сказал Хатори, который единственный знал о причине беспокойства госпожи.

Закончив с нарядом брата, он вышел из комнаты: Хайнэ с раннего утра что-то писал и сейчас, стоило приладить к его волосам последнюю шпильку, вернулся к своему занятию, так что разговаривать с ним было решительно невозможно — он только мычал что-то невразумительное в ответ и явно не понимал ни слова.

Побродив немного по дому, Хатори, сам не зная, зачем, заглянул в соседнюю комнату. Формально она была приготовлена для него, но в действительности там только лежали его вещи — сам он предпочитал спать в одной комнате с Хайнэ. Так было с того момента, как он появился в доме, и все об этом знали, однако этикет не предусматривал подобного положения дел, и слуги упорно, на протяжении многих лет, продолжали готовить для Хатори отдельную комнату, которую тот так же упорно не удостаивал своим присутствием.

Он открыл дверцы шкафа и достал оттуда кинжал, который когда-то отдала ему Иннин — воспоминания об этом моменте были смутными, как из сна.

Вытащив клинок из ножен, Хатори зачем-то провёл пальцем по острому лезвию, а затем приладил ножны к поясу.

— Зачем тебе эта штука? — удивился Хайнэ, когда Хатори вернулся к нему. — Зачем ты вообще взял с собой этот кинжал в столицу?

— Не знаю, — сказал Хатори.

Он вообще не привык задумываться над мотивами своих поступков.

Просто захотелось — вот и всё.

Разве этого не достаточно?

— Духи и демоны в легендах часто носят с собой оружие. Ты что, хочешь быть похожим на одного из них? — улыбнулся Хайнэ. — Или ты решил сделать клинок своим талисманом?

— Может быть, — пожал плечами Хатори.

Хайнэ помолчал.

— А моим талисманом будет твоё кольцо, — вдруг сказал он, доставая из шкатулки перстень с кансийскими изумрудами. — Если ты не против, конечно.

— Хайнэ, не одевай это кольцо во дворце, — вдруг сказал Хатори.

— Почему? — удивился тот.

— Ну, так.

Хайнэ только вздохнул: если уж брат упирался в чём-то — например, не объяснять ему этих слов — то заставить его сделать по-своему было бы невозможно даже под пыткой.

— Ты меня пугаешь, — сказал он, однако кольцо с пальца снял. — На меня падёт какое-то страшное проклятье, если я принесу этот перстень во дворец?

— Ничего не знаю насчёт проклятья, но лучше, чтобы никто его там не видел.

— А если я сделаю вот так? — Хайнэ продел сквозь кольцо золотую цепочку и, повесив её на шею, спрятал под одеждой.

Хатори подумал.

— Наверное, можно. — И переменил тему: — Ты готов? Думаю, нам пора ехать.

Хайнэ как-то судорожно вздохнул и принялся собирать разбросанные по столу листы бумаги.

— Что это такое? — заинтересовался Хатори. — Что ты писал всё утро?

— Ну, я же не смогу просидеть весь вечер просто так… На приёме собирают людей, которые будут развлекать Онхонто.

— И ты собираешься?..

— Прочитать это вслух. — Голос у Хайнэ слегка дрогнул.

Он подумал, что станет всеобщим посмешищем — и из-за своей болезни, и из-за того, что собирался сделать. Наверняка в решающий момент у него дрогнет голос, он начнёт говорить сбивчиво, слишком тихо, или, наоборот, громко, а то и, чего доброго, заикаться. Гости станут насмешливо фыркать в раскрытые веера, а после обольют его грязью, как облили Энсенте Халию у Марик.