В этот раз он мало смотрел на красоты дворца, однако когда очередные двери распахнулись, он не мог не вздрогнуть. Сияние сусального золота и драгоценных камней, которыми были осыпаны колонны, ослепило хуже, чем блеск полуденного солнца в чистом небе; разноцветные стёкла витражей, которыми были выложены стены, яро переливались в свете многочисленных фонарей.

Господин Астанико помог Хайнэ сесть на подушки, услужливо расправил подол наряда, расстелившийся по полу. Хайнэ замер, пришибленный воспоминаниями восьмилетней давности — вся эта поражающая воображение роскошь… как он мечтал остаться во дворце тогда.

Гости тоже слегка притихли — широта и высота огромного, холодного, раззолоченного зала как будто сдавливали грудь, вмиг отбивая охоту к пустопорожним разговорам. Кажется, этот зал назывался «Тысяча Шагов»… но в таком случае, шаги эти, обходя зал по периметру, должен был делать великан.

Что ж, если принцесса желала напомнить подданным о «блеске и величии императорского дома», то ей это удалось. Но, Богиня, сколько же денег на это она потратила! Даже тогда, восемь лет назад, такого великолепия здесь не было.

Хайнэ скривил губы — всё это достойно ненависти… ещё как достойно.

Ему вдруг захотелось оказаться далеко отсюда, там, где не будет всей этой давящей роскоши, и где рука, сжимающая его онемевшую ладонь, не будет такой холёной и холодной, как у статуи.

У Хатори никогда не бывало холодных рук.

— Как вам нравится представление? — шепнул в ухо чужой вкрадчивый голос. — Не правда ли, актёры хороши? Напомните мне рассказать вам про во-о-он того из них одну сплетню… очень, очень неприятного характера, но все об этом говорят.

Господин Астанико как-то неприятно засмеялся.

— А?..

Хайнэ вскинул голову и забормотал что-то бессвязное — он мало следил за происходящим, всё ещё чувствуя себя как во сне.

В этот момент он увидел, что Онхонто уже здесь — тот сидел в противоположном конце зала на возвышении, так далеко, что казался куклой, наряженной в роскошные одеяния. Со своего места Хайнэ не мог различить даже узора на его маске, однако почему-то видел руки, утопавшие в необъятных рукавах и сжимавшие хрупкую, тёмно-розовую ветку дерева с листьями удивительного фиолетового цвета — да, это была ветка дерева абагаман.

Интересно, видел ли Онхонто его цветение, почему-то подумал Хайнэ.

Тот молчал, ничем не выдавая своих чувств и не показывая, нравится ли ему это представление, затеянное с единственной целью — развлечь его.

Хотя, возможно, он и не должен был.

Хайнэ, пожалуй, испугался бы, если бы эта разряженная кукла вдруг заговорила.

Он снова переключился мыслями на Хатори — это приносило ему успокоение.

Как он там? Неужели и в самом деле до сих пор ждёт? Надо было сказать ему, чтобы он хотя бы погулял…

Скоро всё это закончится, и они вернутся вместе в Арне, и он проведёт там остаток жизни, больше никогда не поддаваясь искушению поехать в столицу, чтобы послушать, что говорят об Энсенте Халии. Близость гор, тишина деревьев, мерный рокот стремительного потока, несущего воды по ущелью — вот то представление, которое суждено калеке, и те зрители, которые никогда не посмеются над ним.

— Хайнэ, что же вы? Пойдёмте, — раздался откуда-то сверху женский голос, низкий и приятный.

Хайнэ очнулся от своего полузабытья и увидел Марик.

В глазах у него потемнело.

Он вспомнил, что должен что-то сделать, что должен читать написанный для неё текст, и его волной окатил ужас.

Марик протянула ему руку, ободряюще улыбнувшись, однако в глазах её была жалость. «Зачем же вы пришли, Хайнэ, зачем добровольно выставляете себя на посмешище?» — спрашивал её взгляд.

И Хайнэ понял, что это конец.

Если бы Марик пришла двумя часами раньше, когда Энсенте Халия, появившийся на свет и умерший в один день, ещё не рассыпался в прах от одного только высокомерного взгляда Сорэ Саньи, может, что-то и получилось бы.

Но теперь… бесполезно.

Тем не менее, Хайнэ поднялся на ноги, и заковылял вперёд, опираясь на руку Марик.

Он старался ни на кого не смотреть, однако видел, что взгляды гостей прикованы к ним двоим.

На мгновение он представил себе другую ситуацию: они женаты. Марик, красавица, любимица общества, превосходство которой не могут не признавать даже недоброжелатели, и её муж-калека…

Наверное, она могла бы это сделать — в пику всем окружающим, в насмешку над их представлениями об идеальном браке.