Весь ужас заключался не в том, что я не искупалась. А в том, что всю горячую воду бабка извела на бассейн, и те двадцать минут, пока она топила титан, чтобы вымыть Фасольца, я слонялась с ним по участку эдаким дерьмовозом-любителем, зажимая нос одной рукой и отгоняя мух другой.

Следующего дня я ждала с неким ожесточением и, наученная горьким опытом, заряженного пюрами спиногрыза в воду не сажала.

В итоге купание прошло прекрасно, и никакие побочные ингредиенты в бассейн не добавились.

Довольная собой, я отнесла Фасольца домой, уложила на боковую и, нацепив купальник, быстро выскочила во двор.

Бассейн был пуст.

Да, та самая «белая пупочка», которая занимала чадо на протяжении всех водных процедур, оказалась клапаном слива.

И я даже знаю, что подумала бабушка, прибежавшая на мой рык из дома.

«Бог действительно есть».

Вот что она подумала.

К ак это ни горестно, но я окончательно поняла, что все, что я думала (и продолжаю думать) о собственном киндере, полная туфта и очковтирательство. Ничего из запланированного не получилось, не сбылось ни одного прогноза, и все мои розовые гипотезы рухнули одна за другой. А уж сколько их было, этих самых розовостей…

Начнем с того, что на девятом месяце беременности я была уверена, что у меня родится нечто из рекламы «Ленор» – розовожопое, вполне себе очаровательное и агукающее по поводу и без. Сейчас с полной уверенностью могу сказать, что хотя то, что родилось, было не без прелестей, от «Линор» оно было далеко и в рекламе его бы сняли вряд ли. Вот если бы кто-нибудь удумал рекламировать солидол, то мы бы, безусловно, обогатились… Но сумасшедших, к сожалению, не было: видимо, твердая смазка прекрасно расходится и так. Впрочем, все вышеперечисленное не мешало нам думать, что Ф – не менее чем юный Аполлон, все, что он делает, божественно, а если бы кто-то удумал бутилизировать экскременты Ф, то ему бы дали Нобелевскую за изобретение средства от облысения.

Через пару недель наша вера в Ф пошатнулась. Божество орало с утра до ночи, тратило семейный бюджет, а лысые за дерьмом не приходили. Чтобы укрепиться в начинаниях, мы углубились в книги по материнству. Материнство пообещало, что к двум месяцам ребенок начнет реагировать на погремушки. В качестве доказательства дитячьего интереса к пластику приводилась фотография благолепного младенца с целлулоидным поросенком. «Хо-хо», – сказали себе мы и побежали в магазин за свинарником. Стоит ли говорить, что к тому моменту, когда материнство планировало просветление, наш дом напоминал склад китайского контрафакта? Впрочем, уже через неделю стало понятно, что младенец с поросенком из учебника есть лошара и не знающий жизни простолюдин. Настоящие божества никогда не оскорбляют свои руки непотребной пластмассой, и посему к игрушке должна прилагаться некая куражная обезьяна, которая и обязана отвечать за экшн. Так как денег на покупку специально обученного животного у нас уже не было, то на сцену вышел папенька. И хотя роль примата далась ему не сразу, со временем он так освоил мастерство, что вполне может прокормить себя на этом поприще.

Чтобы окончательно не съехать с катушек и, не дай Бог, не пропустить какой-нибудь судьбоносный момент в божественном развитии, мы вновь обратились к книгам. Обещанное не могло не радовать. «К полугоду ребенок начинает ползать и уже умеет сидеть», – рассказывал доктор Спок. Впрочем, о том, что к полугоду ползают и сидят исключительно халдеи и прочее жлобье, докторишка явно умалчивал. Божество «за здорово живешь» не сдавалось и забесплатно не то что сидеть, даже голову поворачивать не желало. В результате все силы были брошены на поиск массажиста, достойного для допуска к божественному телу. После уплаты двухсот долларов чудо-таки свершилось, и мы стали свидетелями Божьего промысла. И не важно, что Божество промышляло в основном ушными палочками, спичками и прочей дрянью, валяющейся на полу. Мы все равно были довольны. Ибо материнство утверждало, что от ребенка ползающего до ребенка ходящего – всего ничего.

В те далекие времена ребенок ходячий виделся нам чем-то вроде высшего идеала. Мы с умилением представляли себе младенца Ф, чинно прогуливающегося по комнате и складывающего домик из кубиков. Мечты не замедлили себя явить. Явь оказалась страшной. Потому что на самом деле в вопросе, «пошел или не пошел» ребенок, хождение имеет весьма второстепенное значение. Гораздо важнее, КУДА ребенок пошел. И если дети доктора Спока ходят кругами, изредка останавливаясь для тихих игр, то Ф предпочел модернизироваться в Ф18 Хорнетс (3000 км/ч, высота 20 тысяч метров, «гори огнем твои игрушки, мама»). Что касается тихих игр, то они свелись к конспиративному поеданию кошачьей жратвы, вываливанию белья из платяного шкафа и обгладыванию классической литературы.

Кстати говоря, прогноз Спока, что к году ребенок обязан говорить не менее десяти слов, сбылся также весьма своеобразно. Потому что к году мы говорим сто двадцать восемь слов, а именно «На-на-на-на-на-на-на…», что вкупе с вытянутым указательным пальцем означает: «Дай мне, мамочка, вон ту штуковину, которую давать нельзя».

Без умственного развития тоже не обошлось. Конечно, пирамидки мы не собираем, но вот шандарахнуть пирамидкой можем так, что ум наружу через уши вытряхнется. Думаю, «Чикко» бы чикнулось от такого применения собственной продукции, но, к счастью, там о нас не знают.

С утра приходила тетенька-проверяльщица. Проверяла плиту. Оказалось, что мы все еще живем на белом свете токмо благодаря воле Божьей. Выяснилось, что плита бьется током. В дозах, смертельных для котов.

– А что ты на меня смотришь? Вот приложится животное носом и откинется. Ему достаточно будет, – пугала проверяльщица.

Тетеньке я, конечно, сказала, что если у меня откинется тройка-другая животных, то я особо переживать не буду. Но это я соврала. Котов было жалко. Так что в ближайшем будущем предстоит романтическое знакомство с электриком. А пока можно котам носы заклеить. Перцовым пластырем.