Шрифт:
— Как скажешь, — удивленно покачал головой Зик. — Разительные перемены… Из-за Эрена? Или Имир?
— Теперь у меня есть сила титана, — сказала Криста с грустью. — И обязанности. Я выполню их. Можешь быть уверен — выполню хорошо. Тебе не придется краснеть, а мне не придется жалеть о своем решении. И когда все закончится…
— Ты покинешь меня? — Зик осторожно коснулся молодой крохотной груди своей супруги, потеребил сосок, втянул в себя запах ее тела. — Ты покинешь меня во тьме?
— Это ты покинешь нас всех, — поправила его Криста. — Как и было решено…
Она думала о том, что только что постигла великую истину — и теперь не могла уже стать прежней. Она думала о своих корнях, о своем проклятье. Она думала о Имир — и четко осознавала, она любит ее. Она думала об Эрене. И о его старшем брате — тоже думала.
— Я больше не королева Хистория, — сказала она, когда Зик проник в нее. — Я королева Криста. Королева титанов.
***
Найл, Ирвин и Райвель заночевали в развалинах Шиганшины — с наступлением тьмы тут не было титанов, можно было спрятать коней и передохнуть. Найл уснул первым — а Ирвин долго сидел у огня, обдумывая планы — и когда проснулся, не нашел Райвеля рядом.
— Ты уходишь? — спросил он в спину у Райвеля. — Почему?
— Потому что я должен найти Микасу, — спокойно сказал тот, запрягая коня. — Я так решил. Эта девчонка ждет меня. И я иду к ней.
— А что делать мне? — спокойно спросил Ирвин. — Что делать мне без тебя?
— Идти в деревню титанов и убить их всех, — сказал Райвель. — Я присоединюсь к вам с Микасой. Микаса у нас теперь надежда человечества. Если я погибну…
— Она не даст тебе погибнуть, — с уважением сказал Ирвин. — Она сильная.
Он подошел к Райвелю и подал ему его привод, придерживая коня. Ирвин хотел сказать что-то важное и особенное, но не находил слов. Он вообще потерялся полностью в последнее время — и никто не мог его найти. Ирвин думал, как сильно он зависел все это время от Райвеля и Эрена — и теперь только осознал, что начал свой путь назад с того самого дня, когда переложил на их плечи свою историю. Теперь этого делать он не мог. Все было кончено.
— Я хочу, чтобы Эрен выжил, — сказал он Ирвину. — Эрен молод, и помыслы его…
— Мы оба знаем, что он умрет молодым, — фыркнул Райвель. — Потому что гребаные идиоты-старики, типа тебя и его отца, переложили на него свои обязанности. Он умрет, этот мальчишка. А ты останешься жить, Ирвин. И потому Микаса будет ненавидеть тебя. И я тоже буду.
— Тогда я должен умереть вместо него, — сказал Ирвин. — Твою ненависть я переживу, но ненависть Микасы…
— Армин нас всех заменит, — Райвель тронул привод. — Знаешь, двадцать лет назад ты выбрал разведывательный отряд, а Марию, или как там ее звали, отдал Найлу. Так вот, Ирвин Смит, ты ошибся. Ты чертовски ошибся в тот день. Только эта Мария и ее тепло и имело смысл в твоей жизни.
— Ты прав, — кивнул Ирвин. — Прощай, Райвель. Больше не увидимся. Но так даже лучше. Береги Микасу, а я сберегу Эрена.
— Прощай, — кивнул ему Райвель. — Попробуем выбраться из этой передряги… Спасибо за все.
Он поехал вперед, чтобы ни о чем не пожалеть и не передумать, а в спину ему летел пронзительный и яркий рассвет.
***
Микаса проснулась, когда Энни опустилась на колени у каких-то развалин — наступали сумерки, она устала. Микаса осторожно спустилась с ее дымящейся ладони — и с удивлением обнаружила, что они оказались далеко за пределами стены Мария.
— Найти тебе воду? — спросила Микаса. — Или что-то еще?
— Твоя забота унизительна, — заметила Энни. — Ты не Армин. Я по-прежнему боюсь и ненавижу тебя.
— Это да… — Микаса с жалостью посмотрела на Энни. — Я разведу костер. Твои собратья-титаны ночью не нападут на нас.
— Здесь нет титанов, — сказала Энни спокойно. — Это моя деревня. Тут только призраки прошлого и ничего больше. Из титанов тут только я. Из монстров — ты.
Микаса прикоснулась спичкой к кучке хвороста — пламя весело занялось, облизывая голые сучья. Энни лежала на земле, припав к ней лицом, тяжело дыша.
— Положи под себя, — сказала Микаса. — Ты простудишься и умрешь.
— Что это? Пахнет не очень… — Энни повела носом. — Конями пахнет.
— Прости, лошадиная попона, не одеяло, — Микаса пожала плечами.
— Так даже лучше, — прошептала Энни. — Я устала. Мне нужен покой.
Она действительно устала, и плечи ее дрожали под треск хвороста. Микаса смотрела на Энни и с удивлением понимала — ненависти она больше не чувствует. Только жалость. Если бы не Марко, она бы нашла в себе силы простить Энни. Энни — не Бертольда.