Он подумал, что близость деревни титанов делает свое черное дело — а тот уже фыркал и пускал слюни, пытаясь дотянуться рукой до коня. У Конни проступил пот на спине, а рука уже нащупала меч. Если титан приблизится к ним — ему придется бросить лошадь на верную погибель, а самому забраться на дерево с помощью привода. Эта идея была крайней мерой — и ужаснейшей. Газ кончится, и он застрянет на дереве. Неизвестно пойдет ли командир Ирвин к ним этой дорогой — и он, Конни, может погибнуть так, на дереве, от голода, поскольку спуск вниз будет означать верную гибель без лошади…

— Что мне делать?! — лихорадочно думал он. — Что?!

Ладонь его нащупала шею коня, и Конни проникся жалостью к чужой жизни. Этого коня они с другим конем украли в городе титанов — он спас его несколько раз, и, если он бросит его тут, это будет настоящим свинством, подумалось ему. Закрыв глаза, чертыхнувшись для смелости, Конни ударил коня сапогами еще раз.

— Гони, друг, — заорал он. — Гони в чащу! Авось эта тварь отстанет. Если же нет — погибнем оба…

Он уже едва не терял чувства от страха — титан приближался все ближе и ближе, пока, наконец, он не услышал ужасный глухой звук, и огромная туша не упала на землю, сотрясая окрестности.

— Уснул? — удивился Конни, остановившись. Однако от туши исходил знакомый пар, а в шее отсутствовал ровный кусок плоти. И уже знакомый голос окликнул счастливого рядового.

— Спрингер? — позвал его Ирвин. — Это ты?

— Я… — рыдал, захлебываясь от счастья Конни, — Это я, командир! Я приведу вас к капралу! Я выполнил миссию…

========== XXVII ==========

Жан сразу почувствовал, что что-то пошло не по плану, когда увидел это отвратительное выражение лица Райнера. Смесь безумной истерии и отчаянья, поверх которой красовалась старательная невозмутимость. Таким Райнер бывал только в самые странные и страшные минуты — таким был в тот день, когда они, их друзья, разоблачили их с Бертольдом. Таким был и в страшную ночь в замке Утгард… И теперь Жан испытывал нечто вроде волнения — вдруг что-то случилось с его плененными товарищами, но также испытывал беспокойство и за Райнер. Что бы ни случилось, Жан не мог ненавидеть его по-настоящему, не получалось.

— Черт меня дернул сесть за этот ряд, — подумал он. Несмотря на жару, он не снимал треуголки, чтобы никто не узнал его. Рассеянно он водил головой из стороны в сторону, стараясь разглядеть своих друзей — и в первом ряду среди гостей увидел Армина. Тот сидел в той самой одежде, в которой его похитили — он был бледен и спокоен. Жан обрадовался — хотел уже пересесть поближе к Армину или дать ему знать, что он здесь — но вдруг снова перевел взгляд на Райнера. Сомнений не было — Райнер смотрел именно на Армина. И вдруг Жан почувствовал, как по спине противно потекли мелкие мурашки — он вдруг испытал настоящий страх за Арминf — что собрался сделать с ним Райнер, если на его гребаном лице такая противная мина.

— Армин, — прошептал он. Несколько человек в костюмах прислуги подошли к Армину и помогли ему подняться с места — только теперь Жан увидел на его руках оковы. Армина провели вверх прямо по лестнице, ведущей к помосту короля. На этом помосте сидел высокий мужчина, которого Жан считал главным здесь, а рядом с ним вся в шелках и кружевах сидела Криста — и у Жана противно заболело что-то в груди. Лицо у Кристы было невозмутимым и спокойным, совсем не таким, как у Райнера. Значит, Райнера терзают сомнения — а Криста, напротив, уверена в себе и своих решениях. Жан остановился, глядя, как Армина уводят вверх — и подводят к высокому помосту.

— Все ясно, — сказал он, поднимаясь с места. — Мне нужно найти оружие. В идеале — привод. Только им я могу пользоваться спокойно…

— Прошу меня простить, — служанка, милая девушка с теплым взглядом. — Сейчас лучше не покидать зал, церемония вот-вот начнется.

— Я должен встретить дорогих королю и королеве гостей… — пропел Жан. — Они обязательно должны увидеть… сие действо…

— Да… — девушка выпрямилась, в лице ее сияла гордость. — Казнь главного врага королевства — это то, ради чего все мы жили… Как только ее величество заберет силу Эрена Йегера, мы, наконец, сможем восстановить историческую справедливость.

Жан кивнул ей и торопливо вышел. Лицо его пылало — ненавистью к тому, что происходит, недоверием к Кристе и беспокойством за Армина.

— Мне нужен привод, — сказал он сам себе. — Я не позволю никому сегодня умереть.

***

Микаса и Энни вошли в темную сырую хижину на окраине города — и Энни тут же упала у дверей, слабая и уставшая.

— Я умираю… — сказала она. — Дай мне воды. И мне нужен сон.

— Не умрешь, — произнесла Микаса. Она сняла привод и бросила его в углу комнаты — там же нашла пустую бадью. Ручей, протекавший прямо по каменной мостовой в углу улицы, она заметила еще раньше…

Энни пила жадно, много, не обращая внимания на затхлый вкус воды, торопливо и устало. Вода лилась по подбородку, по лицу, стекала вниз — и Энни захлебывалась от жадности. Микаса и сама выпила воды — но вкус у нее был отвратительный. Ручей стоило расчистить от ила и грязи — и вода преобразилась бы совершенно, а пока…

— В этом доме давно никто не живет, — сказала Энни. — После смерти отца и моего отъезда. Раньше тут было уютнее… Прости, я не предложу тебе чая или конфет, — рассмеялась она глухо.