– Хотите и вы освятить свою жизнь Оком Господнем?
– поинтересовался праведник Шин приподнятым и неожиданно учтивым тоном у меня, не сразу заметившего его вставшего рядом, слишком уж глаза оказались заняты рассматриванием содержимого чаш. Так много крови...

– И что же это значит?
– поинтересовался я вежливо.

– Бог станет присматривать за вами и освятит дальнейший путь, награждая за праведность и наказывая за дурные поступки. Он направит и охранит вас.

Пока Шин разглагольствовал, собралась толпа любопытствующих, выжидательно наблюдающих, как отнесётся варвар-островитянин к их вере. Потому я постарался немного урезонить свой характер, чтобы не вызвать излишнюю враждебность и не задеть чужие чувства. Обычно чувства верующих самые нежные из всех и легко ранятся.

– Значит мне нужно лишь отдать пару капель вашему Богу, чтобы мой путь осветился его оком?

– Нашему Богу, - возразил праведник Шин.
– Бог един для всех, даже если вы отрицаете его.

Я пролил достаточно крови на поле боя, потому от пары капель вряд ли из тела много убудет. Но мне стало действительно любопытно, что произойдёт, и существует ли их пресловутый Бог, или всё лишь выдумки безумных фанатиков. Я приблизился к чаше на глазах у искренне поражённого праведника, чьё каменное лицо вдруг смягчилось.

Взяв кинжал из протянутой руки одного из мальчишек, я проткнул палец и выдавил пару капель в сосуд. Они стекали, казалось, целую вечность, а когда всё-таки коснулись алой глади, содержимое чаши свернулось. Алый цветок заката за спинами церковников порвался ровно посередине, а сквозь дыру просвечивало оранжевое солнце. Моя кровь, освящённая ведьмовским колдовством, столкнулась с чем-то ей противным. И чаша предо мной была не просто чашей.

– Демон?
– вопросительно и испуганно пробормотал кто-то во вдруг зароптавшей толпе.

Глаза праведника расширились, а оранжевый всполох освятил косой шрам, отпечатавшийся у внешнего уголка правого глаза. Выглядел он как след от удара окольцованной рукой, возможно с точно таким же перстнем, что украшал руку, обычно завёрнутую в бархатную перчатку.

– Кто ты ещё такой?
– прошипел Шин мне в лицо без намёка на прежнюю учтивость.

– Я это я. А все эти люди знают, чем вы действительно занимаетесь, и как используете их добровольно сданную кровь?

Меж бровей праведника образовалась глубокая морщинка, он резко отвернулся, громко возвестив:

– Кровавая месса окончена!

И шествие изменило свой ход, исчезнув вдалеке скорее, чем появилось на этой улице. Я пожалел о своих дерзких словах, звучавших так, словно я знал о делах местной церкви. Но ложь действительно раздражала, особенно, когда бесстыдно лгали в лицо.

Я ступил в армейский район, когда уже совсем стемнело, но в окне домика лекаря всё ещё горел свет. Он принимал раненых и больных допоздна, а я не сомневался, что мужчине велели дожидаться островитянина. Если бы ранили в руку или плечо проблем оказалось бы куда меньше, но в грудь... Достанься мне плоская грудь, и печалей бы не знал и спать на животе было бы в разы удобней.

Но даже медленные шаги доставляли до цели. Коротко постучав в шершавую деревянную дверь, от которой можно было запросто получить с десяток заноз, я вошёл. Просторное и светлое помещение освещали многочисленные свечи. Лекарь, облачённый в снежно-белую рубаху длиной почти до самого пола, сидел на жёстком стульчике за квадратным столом. Взрослый мужчина лет сорока на вид, но он не был воином. Светлые волосы аккуратно и ровно срезаны до плеч, да и взгляд совсем не высокомерный.

В Империи все ремесленники за исключением кузнецов относились к полумужам. Арчи рассказывал, что часто такие покупали рабов-мальчишек, ещё не получивших клеймо, в подмастерья. Даже работа по спасению жизней не могла сравниться по почётности с искусным убийством и избеганием смерти на поле боя.

– Вас Ха, - мягко и вежливо улыбнулся лекарь.
– Мне сказали, что вы зайдёте.

– Мне пришлось. Но, уверяю, я в полном порядке. Чувствую себя прекрасно, - даже широко улыбнулся для убедительности.

– И всё-таки мой долг хотя бы осмотреть вашу рану.

Я нахмурился. Наверняка, принц разозлится, если узнает, что я избежал осмотра, а лекарь не рискнёт солгать. Повешенные, всё ещё покачивающиеся у меня перед глазами, красноречиво свидетельствовали о нраве красного рыцаря и о том, насколько непростительны любые действия, направленные против императорской армии и её верных солдат.

– Впервые вижу, чтобы кто-то так противился осмотру, - лекарь положил руки себе на колени.
– Что за страшную тайну скрывает ваша рана?

Не зная, что ещё предпринять, я расстегнул ремень, прислонив Велимир к стене, стал медленно справляться с ремешками нагрудника.

– Может мне вам помочь?
– поинтересовался лекарь, который наверняка хотел уже, как и я, оказаться в постели.

Но на полпути к изрезанному зипуну, меня осенило. Моё слово против слова полумужа. Он мне никто, вижу-то впервые и судьба его меня нисколько не волновала. Хоть в этих глазах не растворилось ни капли злобы или каких-либо дурных намерений. А мне поплохело от одной лишь мысли о том, что я собирался сделать, только бы не выдать себя. Разве я настолько дурной человек? Впрочем Адигора бы на моём месте ни секунды не сомневалась, но я бы не стал от этого думать о ней хуже.