Вот бы плеснуть им в рожи помоями, которые они теперь ели. Но бесполезно растрачивать злость на то, что не можешь изменить.

– Пошли, хватит валяться, урод ты богомерзкий.

Кое-как поднявшись, горбун поплёлся за мной на улицу. С тех пор как сделка накрылась медным тазом, деньги утекали сквозь пальцы как вода, и никакие перспективы найти что-нибудь прибыльное не маячили на горизонте. Наместник велел не показываться ему на глаза, и пришлось покинуть город, пока всё не утихнет. Я так и не узнал, что сталось с пленённым коротышкой-островитянином. Но отчасти надеялся увидеть его в качестве чёрного раба. Это бы стёрло самодовольство с холёного личика. Тяжёлый неблагодарный труд, ведущий не к богатству, а лишь к смерти в забвении живо поставил бы его на место.

Прямо как здесь в мраморном карьере. Рабы стирали себе пальцы в кровь, их губы трескались от недостатка влаги, а кости ломались из-за плохой пищи. Спины сгибались, превращаясь в горба. Отрадно было на это смотреть. Звонкий стук кирок о гладкий, твёрдый, плохо поддающийся давлению материал, как музыка для моих ушей.

– Гляди, червь, их участь куда тяжелее твоей. Потому не смей сетовать на судьбу даже в своих убогих мыслях.

Горбун неопределённо покачал головой как поломанная кукла. Иногда я жалел, что лишил его языка, хотя множество глупых вопросов «вы довольны, хозяин?», «всё ли я сделал правильно, хозяин?», «куда мы теперь, хозяин?» жутко выводили из себя.

Постоялый двор «Карьер» был самым дешёвым в округе, а я уже всерьёз начал задумываться о продаже горбуна, настолько плохо шли мои дела. И лишь нежелание самостоятельно надевать сапоги по утрам до последнего пресекало эту вынужденную необходимость.

Краем уха я услышал разговор, прервавший мрачные думы. Не то, чтобы в услышанном содержалось нечто страшно интересное. Напротив, я не понял ни словечка, но узнал говор и речь была точь-в-точь как у тех пустоголовых островитян. Неужели пара мушек сама прилетела в мои сети? Улыбка растянула губы, но не стоило радоваться раньше времени. Я обернулся, оглядывая компанию незнакомцев, топтавшихся под окнами постоялого двора.

Один мальчишка с луком за спиной, второй ненамного старше, но уже отросшая борода прибавляла ему возраста. Третий обрезок как тот с именем начинающимся на «А»... никак не припомнить. Доспехи такие же чудные, как у Вас Ха. Похоже, островитяне его друзья. Интересно рассказывал ли он им об Олли Моте?

– Приветствую, господа, - я выступил вперёд, вежливо улыбаясь.
– У вас растерянный вид. Позвольте предложить помощь.

Бородатый смерил меня прохладным взглядом и с жалостью посмотрел на моего раба, праздно покачивающегося на пятках за неимением каких-либо поручений.

– Ваша помощь нам ни к чему, - ровно ответил он.

– Кто сказал?
– возразил мальчишка, выступая вперёд, такой юный, что ни одного волоска на чистом подбородке или усиков под носом.
– Мы пытаемся кое-что выяснить про чёрных рабов с местной каменоломни.

Я удивлённо вздёрнул брови, не расставаясь с вежливой улыбкой:

– И что же?

Мальчишка нахмурился и замолчал, то ли подбирая слова, то ли думая, стоит ли доверять незнакомцу.

– Я здесь живу некоторое время, возможно, что-нибудь слышал, - постарался сделать свой голос как можно более участливым, а взгляд сочувствующим.

– Может быть, - начал мальчишка неуверенно, - здешние чёрные рабы какие-нибудь необычные?

– Необычные?
– мне и правда становилось интересно.

Бородатый глядел на меня так, будто я обидел его родного отца, но пока не пытался вмешаться. Что касается обрезка, этот, кажется, не понимал ни слова из разговора, и блуждал взглядом по карьеру, до дна которого было слишком далеко, и разглядеть что-нибудь кроме сливающихся в единое пятно бритых макушек рабов было невозможно.

– Может они из неизведанных земель?
– предположил мальчишка осторожно.

До меня доходили слухи о неизведанных землях, располагающихся где-то за Белым морем (так его прозвали живущие прежде на побережье республиканцы, чёрт их поберёт почему). Что вроде бы там тоже жили люди, пока что свободные от Имперского гнёта. Не воины, а обычные трудяги. Это звучало слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Вроде мечты раба о лучшем мире, где все свободны и равны. Хотя вряд ли рабы о чём-то мечтали кроме тёплой постели, горячей похлёбки, и чтобы хозяин не лупил по чём зря. Но обладай они большими мечтами, то непременно бы грезили о свободе.

– Никому нет дела до рабов, - заметил я честно.
– Хотя солдаты, охраняющие мраморный карьер, порой болтают, что эти рабы какие-то очень выносливые по сравнению с обычными. А некоторые бунтуют, отказываясь есть, и даже побои не в состоянии заставить их вернуться к работе. И ещё...
– вдруг меня озарило.

Как-то вечером я распивал бутылку вина с самим собой, жалуясь на горькую судьбу и жестокость Бога горбуну. И услышал, как солдаты говорили, что рабы истекали кровью без всякой на то причины. Мрамор был измазан в этой крови, так что пришлось отмывать. Для этого даже арендовали домашних рабов. А потом эти кровотечения проходили сами собой также, как и начались.