Криденс закашлялся. Вот чего-чего, а этого вопроса он точно не ожидал. И был, мягко говоря, удивлён. Как будто он мог вот так с бухты-барахты взять и решить за наставников.

Хотя, на самом деле, если так подумать, вполне возможно, что услышав о желании бронзовой призёрши юниорского Чемпионата тренироваться у них, Альбус с Геллертом придут в восторг. Одновременно. Ага, а потом сделают вид, что пришли в него по отдельности, и вообще это кто-то один решил, а второй милостиво согласился с решением. Или ещё как-то.

Тьфу ты.

— Может быть, — осторожно ответил Криденс, когда молчать стало уже неприлично. — Если только ты не задумала переквалифицироваться в парницу. Партнёра они тебе точно не найдут. И вообще работают с одиночниками.

— Да упаси боже, — фыркнула Честити. — С кем в пару, с тобой, что ли?

Он отчего-то вспыхнул. И наверняка изменился в лице, потому что Честити вдруг приподняла брови и мягко улыбнулась:

— Извини. Я не то имела в виду. Я имела в виду только то, что и ты, и я — одиночники без вариантов. И если встанем в пару, то оба много на этом потеряем. Не сердись, Криденс.

Он подчёркнуто медленно опустил руки на стол, изо всех сил стараясь успокоиться и не сжимать кулаки. Отчего его так задели её слова, которые действительно не несли в себе ничего обидного, он не мог себе объяснить.

Признаться честно, тренироваться с Честити на одном льду он бы хотел. Они как-то умудрялись поддерживать друг друга ещё со времён юниорских тренировок, а её зачастую острый язык мог бы сослужить ему самому неплохую службу в деле «заткнуть наставников хотя бы на время». Это могло бы стать битвой титанов.

Криденс мысленно фыркнул. О своей выгоде он уже подумал — теперь пора было решать вопрос.

— А ты уверена, что именно к ним? — он прищурился, отпивая кофе. — Я имею в виду… Я, конечно, выкатился с ними на твёрдое серебро, это всё понятно, но… Ты бы знала, как они между собой ругаются. Уж на что я… четыре года с ними, а всё никак не привыкну. Ты уверена…

Договорить ему не удалось: Честити звонко рассмеялась:

— Криденс, я с детства слушаю свою маменьку. Что мне какая-то чужая ругань, если она направлена не на меня?

Криденс подавил вздох. Ему бы так. Проклятая его чуткость и неуместно сильная эмпатия!..

— Так что да, я уверена. И если бы ты с ними поговорил… То есть, не похлопотал за меня, конечно, мне это не нужно — но выяснил, стоит ли мне вообще пытаться…

Криденс неловко хмыкнул. Это он тоже хорошо понимал: тратить время и силы на разговор, если в итоге ничего не получится — обидно, неприятно и, как сказала бы сама Честити, совершенно нерационально.

— Я могу прямо сейчас попробовать, — он взял со стола телефон. — Но вполне возможно, что нарвусь на другой часовой пояс, потревожу чужой сон и так далее. На меня могут рассердиться, и тебе же придётся отпаивать меня своим чаем. Насколько помню, мята успокаивает.

Честити усмехнулась в ответ и без слов подвинула чайник поближе к Криденсу.

Телефон Альбуса оказался вне зоны доступа. В принципе, тот отключал его каждый отпуск, Криденс мог бы и не стараться.

Звонить Геллерту… не то, чтобы не хотелось, но говоря о других часовых поясах и мятном чае, Криденс отнюдь не преувеличивал.

Трубку взяли после двух гудков. Сначала Криденс услышал какую-то музыку, которая через пару секунд стала чуть тише, и только потом — голос Геллерта:

— Криденс, радость моя, если ты соскучился, и тебе непременно нужно донести до меня какую-нибудь занимательную идею о прокате, подожди ещё две недели, договорились? Я не готов выслушивать тебя, находясь в миланском баре.

Криденс мысленно выдохнул. Всего лишь Милан, всего лишь бар — а не, например, отель в Токио, где сейчас, кажется, было три часа утра.

— Нет, — выговорил он, — хотя я правда по делу. Вы бы взяли себе новую одиночницу?

Музыка стихла совсем, сменившись гулом машин — Геллерт явно вышел на улицу.

— Такого я не ожидал, — признался он со смешком. — Насколько новую?

— Тренируется с четырёх лет, — Криденс покосился на Честити, та воодушевлённо, хоть и не без напряжения, кивнула. — Сейчас ей девятнадцать, откатала юниорский на бронзу…

— Сто-о-оп, — протянул Геллерт. — Дочка этой твоей стервозины?

Криденс аж сморщился. В устах Геллерта такие слова звучали матерно. Особенно если учесть, что матом он не ругался. За очень редким исключением.

— Она не моя, — процедил Криденс, — спасибо вам за это. Но ты угадал.

— Я не угадал, Криденс, — ласково поправил его Геллерт, — я вспомнил итоги юниорского Чемпионата, не более того. Хм. То есть, девочка не хочет держаться за мамину юбку на взрослом льду?

Отчего-то этот его тон в адрес Честити вдруг неимоверно взбесил. Даже странно: Геллерт всегда выражался подобным образом, и ещё похлеще, Криденс и сам много чего от него наслушался, но сейчас почему-то захотелось на него наорать, если не прописать в челюсть. Почти всерьёз. Даже зная, что под этими словами скрывалось уважение.