Во второй комнате у него жили попугаи. В своё время Геллерт потратил кучу денег на звукоизоляцию, чтобы не пугать музыкой ни птиц, ни соседей. Один из попугаев как раз пролетел над головами и скрылся на кухне.

— Мы пугаем Ланца, — пробормотал Геллерт, заходя в гостиную. — Надеюсь, он нас простит.

Криденс пошёл следом и, оказавшись у ближайшего кресла, немедленно в него упал.

— Собственно, для Честити я припас сюиту тореро, — Геллерт опустился на диван. — Мне кажется, может получиться интересно.

Криденс представил себе Честити в классическом костюме матадора и прикусил губу. Образ был ярким до чрезвычайности.

Геллерт щёлкнул мышкой, и в комнате загрохотала та самая сюита. Криденс зажал уши. Геллерт неоднократно упоминал, что слушает музыку на такой высокой громкости, чтобы не упустить ни малейшей детали, и это было как раз очень хорошо понятно, но вот объяснить ему, что чужие уши ничем перед ним не провинились, не было под силу никому.

Хмыкнув, Геллерт убавил звук, и некоторое время они просто слушали.

— А теперь представь себе, — Геллерт остановил музыку, — сначала она катается руками, потом прыжок, допустим, риттбергер, ты знаешь, я люблю начинать с относительных сложностей, потом спираль, Честити вся в чёрном с золотом, жаль, мулету нельзя, и…

— Погоди, погоди, — взмолился Криденс, — ты уверен?

Геллерт привычно театрально вздохнул:

— Практически. Я откопал несколько видео с её выступлениями, и не могу смотреть на это без боли. Такой потенциал убит почти что христианскими напевами, сил моих нет. А тут — и классика, и при этом интересно и нестандартно, и как раз почти две пятьдесят. Что скажешь?

Криденс улыбнулся. Вот в этом был весь Геллерт: вроде бы они встретились для того, чтобы обсудить его, Криденса, программу, но с ним хотели посоветоваться — и это тоже льстило. Примерно как давешнее «твои шансы остаться у родителей уменьшились», переведённое как «ты мне здесь нужен».

— Я думаю, она будет в восторге, — честно сообщил Криденс. — Она частенько жаловалась мне на ту музыку и образы, что ей мать навязывала, а здесь… ты прав, может выйти очень здорово. И риттбергер в начале — мысль хорошая, тем более ты и сам говорил, что с техникой там практически нечего делать.

Геллерт усмехнулся, закрывая на ноутбуке и плеер, и множество вкладок в браузере — как Криденс догадывался, с выступлениями Честити.

— Тогда выберем время общей встречи и всё ей скажем. Пожалуй, тебе удалось меня убедить.

— А то ты сам до этого не был уверен, — не удержался Криденс. Геллерт фыркнул в ответ:

— Ты лучше её знаешь. Вполне логично, что мне хотелось услышать твоё мнение, тебе не кажется?

Криденс устроился в кресле поудобнее, давя порыв неловко заёрзать. За четыре года подобные открытые комплименты от Геллерта он слышал очень редко.

— Но давай о твоей, — Геллерт снова уткнулся в ноутбук. — Я её вижу от и до, ты наверняка её слушал, я тебе по голове дам, если нет, и думаю, ты понимаешь, что нужно сделать упор на прыжки и шаги, да?

— Не надо меня по голове, — Криденс замахал руками. — Слушал не один раз, читал текст, и перевод тоже. На второй припев надо дорожку, как думаешь?

— Умница, — Геллерт фыркнул, но как-то невесело. — Так…

Из колонок полилась знакомая Криденсу мелодия. Мышцы даже заныли: не терпелось откатать её хотя бы в «черновом варианте». Альбуса, конечно, ему сейчас не хватало: тот бы наверняка убедил Криденса, что он способен на четверной лутц, но время ещё оставалось.

— А вот здесь, — Геллерт остановил музыку почти в самом конце, — тут почти совсем нет инструментального сопровождения, сам слышишь. Считай, одни слова. Так вот, на этом отрывке я хочу от тебя максимального артистизма, понимаешь? Именно здесь.

Криденс прищурился. Что-то было не так. Что-то определённо было не так — понять бы только, что именно. Пару минут назад в комнате царила привычная тёплая атмосфера, Геллерт язвил и выдрючивался, и вдруг…

— Чтобы компенсировать почти голый вокал? — рискнул Криденс. Откуда-то он почти знал, что дело не в этом, что истинный смысл этого «максимального артистизма» для Геллерта заключается в первую очередь не в чём-то, связанном именно с прокатом. И имеет прямое отношение к тому, что они сейчас обсуждали программу наедине. Без Альбуса.

Геллерт закусил губу и глянул куда-то в сторону от Криденса. Глянул с невнятной… тоской, что ли?

Нет, вряд ли. Ну какая тоска… Тоска — это вряд ли про Геллерта…

— Да, — с едва заметной запинкой ответил он. — Чтобы компенсировать. Молодец. Соображаешь.

Он пощёлкал мышью, отматывая трек на десять секунд назад, и снова воспроизвёл его. Криденс молча слушал выученные наизусть слова. Французский он, конечно, знал, но больше в рамках нужных им терминов и повседневного общения в кафе и магазинах. Но перевод песни был ему известен.