Во всяком случае, Ньют точно не собирался снова делать такую глупость.

И, словно в ответ на его мысли, дверь скрипнула, и в комнату вошёл Персиваль. Может, он собирался переодеться, может, просто посмотреть на Ньюта — но тот немедленно повернулся в постели и широко ему улыбнулся. И кивнул на соседнюю половину кровати, приглашая лечь рядом.

Персиваль быстро сбросил обувь и футболку с джинсами — естественно, при гостях в домашней одежде не походишь — и влез под одеяло. Привычно обнял Ньюта одной рукой, потянул ближе, укладывая себе на грудь, поцеловал в макушку.

Ньют довольно зажмурился, перекидывая через него руку. Вот только бы сейчас в сон не потянуло, по привычке: у них должен состояться важный разговор!

— Ньют, мне тут кое-что пришло в голову…

Хм. Судя по оттенку торжественности в его интонациях, с этим самым важным разговором Персиваль решил его опередить.

— Да? — Ньют придвинулся ещё ближе, забрасывая ногу ему на бёдра, хотя и понимал, что это могло бы отвлечь. Но тот только довольно вздохнул.

— Мы вместе уже больше полугода, — основательно заговорил Персиваль, — у нас всё хорошо, думаю, ты с этим согласишься, и хочу тебе честно признаться: мне надоело все эти полгода мотаться по разным квартирам и жить на два дома. Так что… может, нам уже съехаться, наконец?

Ньют прикрыл глаза и уткнулся лицом ему в грудь, радостно рассмеявшись — да ему сейчас, считай, сказали почти то же самое, что собирался сказать он сам! Да ещё и с конкретным предложением, и со звучным подтекстом: я хочу быть с тобой рядом, я хочу приезжать с тобой вместе каждый вечер в один и тот же дом, я хочу рядом с тобой засыпать и просыпаться, составлять вместе списки покупок, ходить по магазинам, несерьёзно ругаться из-за просыпанного сахара… и так далее, и так далее, много чего ещё.

Можно было, конечно, считать, что они и так жили вместе, но Персиваль был прав: на два дома — не то. Не совсем то.

Ньют понял, что ответа Персиваль ждёт, чуть ли не затаив дыхание, и его счастливый смех за ответ не посчитал. Так что он торопливо себя оборвал, приподнял голову, серьёзно уставился в уже ставшие родными глаза и тихо ответил:

— К тебе или ко мне?

Да, он повторял их вечный вопрос, возникавший каждый раз после тренировок или прогулок — но насколько богаче и ярче теперь была причина этого вопроса…

Персиваль тоже рассмеялся — с таким облегчением, что Ньют даже слегка смутился. И почему он тревожился-то?..

— Если честно, я никогда особенно не любил эту квартиру, — сообщил Персиваль, начиная перебирать Ньюту волосы. — И в твоей мы проводим куда больше времени. И она… уютнее.

— И ближе к нашему катку, — подхватил Ньют. — В любом случае, я совершенно не против.

Персиваль прижал его к себе ещё крепче, запутался пальцами в волосах и замер, наверняка переваривая это вот… начало нового этапа в их жизни. Ньют широко, собственнически провёл рукой по его телу, заставив вздрогнуть и тихо простонать что-то невнятное.

— А знаешь, Перси, — негромко произнёс он, — когда ты пришёл, я собирался сказать тебе примерно то же самое. То есть, на эту же тему. Ну, что я очень рад тому, что мы вместе, и что у нас всё серьёзно, и что…

Что там Персиваль подумал, Ньют не знал, но договорить он ему не дал — перекатился, укладываясь сверху, вдавил в кровать и поцеловал так, что голова слабо закружилась. Ньют с жаром ответил, притягивая его к себе за затылок, и застонал ему в рот, совершенно наплевав, что кто-то из гостей может проходить мимо двери и их услышать. А пусть слышат. Какая разница-то?

Персиваль тоже не любил словесных признаний.

Но вот такие, безмолвные — сколько угодно.

~

Персиваль сидел у стойки с бокалом глинтвейна в руках и с законной гордостью оглядывал своих подопечных и просто близких людей. Куини резала штрудель, рядом с ней мистер Ковальски раскладывал на блюде принесённую с собой выпечку и всё ненароком касался руки Куини — но она в ответ только радостно улыбалась. После полуночи затащит его под омелу, как пить дать. Ричард, ради праздника распустивший волосы — он считал косу «рабочей» причёской — расположился на подлокотнике кресла Тины и что-то шептал ей на ухо, низко склонившись. Та слушала его с мягкой усмешкой — подобной Персиваль уже очень давно не видел на её лице. Абернати, заявившийся в шапке Санты и так её и не снявший, сидел на корточках и педантично выкладывал подарки под ёлкой — строго по форме и размеру, как можно более аккуратной пирамидой. Серафина, сбросив туфли, полулежала на диване, пила и занималась тем же, чем сам Персиваль — наблюдала. Похоже, тоже с радостью и гордостью. Ньют сидел тут же, за стойкой, почти прижимаясь плечом к плечу, расстояние между ними никак нельзя было назвать приличным, но Персивалю было плевать. В конце концов, Серафина утром была в чём-то права — что тут скрывать, да и зачем?

Персиваль перевёл взгляд на ёлку. Трёхцветная иллюминация — донельзя патриотично, конечно, но флаги вешать не стал бы никто. Чёрные, красные и серебристые маленькие шарики — в этих цветах Ньют с Куини катали короткую. Молочно-белые шары с золотым греческим узором посередине — это к их же произвольной. Пресловутые пистолеты и шляпы — Тина, кстати, даже не ругалась, а и вовсе смеялась, когда увидела. Строгие матовые синие и зелёные — к костюмам Абернати. Остальное пространство занимали простые игрушки — с узорами, рисунками, серебристые, фиолетовые, золотые и красные — Ньют много накупил сегодня и вытащил из кладовки Персиваля всё с двух прошлых праздников. Тина, правда, предлагала повесить на ёлку ещё и галстуки Персиваля, на что вся команда синхронно расхохоталась. Персиваль решил ничего не уточнять — он всё ещё хотел крепко спать — но и галстуки на поругание не отдал.