Шрифт:
Через какую-нибудь минуту командующий уже спал крепким сном здоровой молодости.
Ночь быстро отошла, но рассвету предшествовал густой туман. Потом он стал редеть, поднялся ввысь и растворился в лучах пробивающегося солнца. Взору бойцов открылась зеленая степь. Вдали синели сопки, за которыми двигались конники, а от сопок тянулся желтым горбом вал, пересекаемый железнодорожным полотном.
Первым из юрты вышел командующий в новой шинели, принесенной заботливым Рябовым. Коноводы подвели лошадей. Лазо легко поднялся на стременах и сел в седло. За командующим поскакали адъютанты.
Аргунцами командовал Метелица. Конь легко вознес его на холм. Метелица, приложив к глазам ладонь козырьком, посмотрел вдаль. Все здесь любо казаку: в детстве знал каждую падь у своей станицы, зимой играл в снежные бои, ездил с ребятами в ночное, горько плакал, когда хоронил мать, умершую от горячки. Здесь он встретился и сдружился с Фролом Балябиным, Василием Бронниковым и вступил вместе с ними в партию большевиков.
На германском фронте Метелицу сильно ранило. В лазарете молодой, неопытный врач безнадежно махнул на него рукой, дескать, все равно не выживет, но Метелица и не думал помирать. Крепкий организм сопротивлялся, иногда казалось — не выдержит казак, жизнь оборвется, но выручила сестра, любовно ухаживавшая за ним.
«Разве можно отдать на растерзание родную землю японским самураям? Нет, не быть тому!»
Тихо в степи, но верить тишине нельзя. Где-то в увалах семеновцы, хунхузы. И Метелица замедлил движение полка.
Командующий ждал сигнала, но его не было. «Неужели Метелица стал нерешительным, а может быть, боязливым?» — подумал он и поднял к глазам бинокль, висевший на ремешке через шею. По степи шли гуськом замаскированные в зеленый цвет броневики — это были первые американские машины, присланные Семенову командующим американской оккупационной армией генералом Гревсом. Броневики приближались с каждой минутой, их можно было уже различить невооруженным глазом.
В мягкой предутренней тишине раздались первые взрывы, и земля поднялась фонтанами в воздух. Заговорили и наши полевые трехдюймовки. Броневики, нащупав батарею, обрушились на нее мощным огнем, поражая вторую цепь пехоты. Бойцы стали отползать, на поле раздались стоны раненых. Одно орудие замолкло, и тогда артиллеристы решили переместиться на другую позицию. Подхватив пушки за колеса, они покатили их по увалу, гремя щитками.
Не выдержав огня броневиков, зашедших по оврагу в тыл, бойцы откатились назад. И вдруг перед ними вырос Журавлев на коне. Заметив с высотки панику, он опередил спешивший на подмогу конный взвод, вздыбил коня и, замахнувшись сверкающей сталью шашкой над головой, неистово закричал:
— Куда? Назад!
Противник, убедившись в том, что у красных паника, перенес огонь броневиков в глубину — по третьей цепи.
Командующему не донесли, что вторая и третья цепи Читинского полка дрогнули. Не знал он и того, что Журавлев, передав командование своим полком начальнику штаба, сам прискакал к читинцам и стал восстанавливать порядок. Лазо лежал в цепи интернационального батальона, выдвинувшегося вперед. И неожиданно до него донеслась неторопливая речь двух бойцов. Лазо прислушался — знакомый румынский язык.
— Unde sa fie acum comandirul nostru? [6] — спросил мечтательно один, словно он лежал не на передовой, а на лугу под копной сена и мирно беседовал с приятелем.
Лазо не понравился этот вопрос потому, что в интернациональном батальоне не проводилась политическая работа. Он подполз ближе к бойцам.
— Care comandir? — спросил другой. — Jianu?
— Cui li trebuie acest nebun? Eu despre Zalca zic.
— А-а-а! — протянул первый. — Amicul lui Laslo Dobi, a spus ea Zalca a plecat la Moscova direct la Lenin.
6
Где-то теперь наш командир? (рум.)
— Nu cred.
— Dar eu cred. El nu se teme de nimeni, unde vrea pleaca [7] .
Лазо решил вмешаться в разговор.
— Эй, дружки! — крикнул он на чистом румынском языке. — Вспомнили своего командира?
Бойцы приподнялись на локтях и удивленно оглянулись. Увидев командующего, они смутились.
— Хороший человек этот Залка? — спросил, не дождавшись ответа, Лазо, делая вид, что не знает его.
— Ох и хороший, — ответил первый. — Мадьяр, а душу румына знает, как свою. — Помолчав с минуту, он снова обернулся к Лазо и спросил: — Где вы научились румынскому языку?
7
— Какой командир? Жиану?
— Кому нужен этот дурак? Я про Залку.
— Его дружок Ласло Доби говорил, будто Залка уехал в Москву к самому Ленину.
— Не верю.
— А я верю. Он никого не боится, куда хочешь поедет (рум.).
Лазо собрался было ответить, но неожиданно перед ним вырос всадник. В том, как он легко спешился, перебросив повод через голову коня, Лазо почувствовал что-то знакомое, но солнце мешало разглядеть лицо всадника.
— Тебе кого? — спросил лежавший рядом с командующим боец.
Всадник не ответил.
Вдруг Лазо стремительно поднялся.
— Степушка! Выздоровел?
— Читинцы дрогнули, Сергей Георгич, побежали…
— Ты откуда знаешь?
— На фланге был, искал тебя там.