Без гудка отошел бронепоезд «За власть Советов» к читинской станции. Машков, оставив за себя одного из артиллеристов, поспешил к командующему. Он вошел в вагон бесшумной походкой, бочком выдвигая вперед здоровое правое плечо.

— По вашему приказанию бронепоезд и подрывная команда прибыли на станцию Чита.

Лазо заметил, что левый рукав на машковском бушлате висит пустой, и спросил:

— Что случилось?

— Вроде как ранило, — как бы невзначай ответил Машков.

— У врача были?

— Я и не знаю, где он есть.

Лазо обернулся к жене:

— Ольга, проводи, пожалуйста, командира бронепоезда к нашему врачу.

Покидая вагон, Машков пропустил Ольгу Андреевну вперед.

— Напрасно идем, девушка, — сказал он, заглядывая ей в глаза, желая узнать, какое впечатление произведут его слова, — поздно спохватился, боюсь, что рука засохнет.

Она не сразу ответила, и он решил, что Ольга Андреевна подавила в себе желание ответить ему утешительно, как обычно отвечают раненым на подобные жалобы. Оглядев Машкова с головы до ног, она живо сказала:

— По рассказам командующего я представляла себе вас сорвиголовой.

Машков смутился, но не без любопытства спросил:

— Что же он рассказывал?

— Ничего особенного. Будто вы сперва ему нагрубили, а потом отличались каждый день: то новый отряд сколотите, то железнодорожный путь взорвете, то еще что-то.

— Я бы на месте главкома разменял командира бронепоезда.

— Воспитывать человека, безусловно, труднее, чем наказывать. У коммунистов свои взгляды на жизнь и на поступки каждого человека в отдельности.

— Вы при главкоме машинисткой работаете? — спросил игриво Машков.

— Я политработник.

— Вот как! Мне бы при нем с полгодика в адъютантах походить, я бы прямо пошел в университет сдавать экзамены.

Ольга Андреевна невольно улыбнулась, но ничего не ответила. Замолчал и Машков, но ненадолго. Касаясь иногда ее плеча, он невольно вздрагивал.

— Из далеких мест будете? — спросил он.

— Сибирячка.

— Нравится мне здешний народ. Если бы я навсегда пришвартовался к берегу, непременно женился бы на такой, как вы. А матросу какой резон? Нынче здесь, завтра — там. Может, только по неспособности руки спишут с корабля.

— Будет вам болтать лишнее, — сказала Ольга Андреевна. — Вот мы и пришли к врачу.

Вечером набежали тучи и заволокли все небо. На улицы опустилась тьма. Город замер в тревожном ожидании.

Заргольцы, газимурцы и другие части уже были отпущены по станицам и селам. В клубе при депо собрались читинские железнодорожники. Они молча ждали командующего.

По рядам пробежал шорох. Все обернулись — к сцене твердым шагом, с высоко поднятой головой шел человек в длинной кавалерийской шинели. Его сопровождали двое: казак Степан Безуглов и матрос Виктор Машков. После оказанной ему врачом помощи боли в плече исчезли, и Машков повеселел.

Лазо взошел на маленькую сцену и бросил взгляд на переполненный до отказа зал. Наступила тишина, в которой голос командующего звучал ясно и отчетливо.

— Советы в России крепки, сильны, надежны, — говорил Лазо. — Но сегодня мы отдалены от Советской России силами, враждебными революции, и потому не можем удержать свой фронт. Советы в Забайкалье вынуждены прекратить свою деятельность только для того, чтобы, собравшись с новыми силами, скоро, очень скоро победить навсегда.

Железнодорожники напряженно ловили каждое слово. Еще не так давно Лазо, приехав впервые в Читу, пришел к ним с предложением вступить в ряды Красной гвардии и дать отпор семеновским головорезам. Они полюбили его. Он звал их на бой, и они шли.

— Предстоит тяжелая и жестокая борьба с интервентами и белогвардейцами, — продолжал Лазо. — Нас ожидает глубокое подполье, пока на помощь не подойдут силы Красной Армии из Советской России. О нас помнит Ленин. Сегодня мы расстаемся с вами, но я говорю вам не «прощайте», а «до свидания». До свидания, дорогие друзья, читинские железнодорожники! От имени Советского народного комиссариата Сибири спасибо за помощь, которую вы оказывали государственной власти и Коммунистической партии. Мы вернемся, и тогда — навсегда!

Над городом проносился на незримых крыльях гром, разрываясь гулким ударом. Острые молнии освещали гигантскими вспышками Шилку. Иногда били орудия, и трудно было отличить удары грома от артиллерийских выстрелов.

Ночью бронепоезд «За власть Советов» и штабные вагоны покинули Читу и отошли на юго-восток к станции Карымской, на которой сосредоточились части Даурского фронта. Вести, сообщенные Балябиным, были неутешительны: четвертая сотня аргунцев самовольно разъехалась по станицам, покинув сторожевые посты. Прикрывавшая отход артиллерии еще одна сотня, по примеру четвертой, свернула в сторону и оголила вовсе фронт. Семеновцы воспользовались замешательством в рядах красных войск и захватили батарею вместе с ее командиром.