Неизвестно, помогло ли сердце извлечь яд из его крови, но вскоре ящера стало клонить в сон, и он задремал. Кошка вернулась к мертвецу и продолжила пожирать его внутренности, словно ящер больше не занимал ее. Когда он открыл глаза в сумрачный предрассветный час, кошки рядом не было, и не удалось понять, тот ли это рассвет, что шел за днем его схватки или минуло уже много ночей. Синяя звезда по-прежнему лежала под языком, будто лесная хищница не видела в ней ни малейшей ценности. Рана от змеиного укуса перестала кровоточить и лишь ныла, стоило ящеру двинуть головой. Морская соль разъела порезы на его теле. Страдая от жажды, ящер поднялся и побрел вдоль берега материка туда, где в тумане мог видеть полоску далекого острова.

***

Отец вернулся почти через три луны. Ранним утром течение у восточного берега принесло хозяина на родимый остров. Эйза вышла встречать его, нарядившись в лучшие свои одежды, – так тосковала она по отцу, так много ужасных происшествий выпало на ее долю в его отсутствие.

Отец был весел и, едва ступив на берег, протянул ей бусы из золотистого зеркального камня.

– Радуйся, дочка, – произнес он с гордостью. – Добыл я камень лалеит, и нынче твоя краса еще пуще засияет. Теперь и ты говори: как управлялась тут без меня, не нашла ли жениха себе?

– Нашла, батюшка, – улыбнулась Эйза. – Ты, верно, удивишься: это Ормас, твой старый друг. Его корабль разбился у наших берегов, и он гостил здесь много дней, пока слуги не справили ему новое судно. Нынче он отплыл, не дождавшись тебя, и лишь мое слово есть у него. Но не будет и двух лун, как он приплывет снова, и тогда, батюшка, скажи мне, дашь ли ты согласие на наш брак?

– Отчего не дать, – легко согласился отец. – Ормас хороший человек. Но подумай, дочка: он немолод, а ты будешь жить долгие столетия. Вскоре ты проводишь его в чертог Небесного Отца и останешься вдовой.

– Как остаться мне вдовой, если повсеместно человек делается под стать своему супругу?

– Вовсе не повсеместно! Суть человека изменчива, в том ты права, но, дабы сделаться как супруг, он должен изменить самое свое сердце. Твоя матушка не изменила своего сердца. Матушка Феннод не изменила своего сердца. Думаешь ли ты, что сердце Ормаса легко откажется от его природы?

– О том не знаю, батюшка, а только никого мне милее в целом свете нет.

– Неволить не буду, выходи за кого пожелаешь, – уступил старик. – Как вернется – поженю вас.

На том и сошлись. О проклятии зеркала Эйза отцу так и не поведала. Его слова вселили в нее радость от скорой свадьбы, но вместе с тем печаль. Она понимала, не могла не понимать, что супруг ее проживет куда меньше и умрет куда раньше. Встретится ли он с нею после смерти, вспомнит ли? Велики чертоги Небесного Отца и сладки его яства: кто возвращается от них на землю, не помнит ни имени своего, ни родины. Лишь суть свою помнит – а ее и в смерти не забудешь.

Охваченная тревожными предчувствиями, Эйза ложилась спать. Она уже расчесала косы и собиралась задернуть плотную занавесь у широкого окна спальни, когда увидела на границе земли и неба крошечную темную точку. Слабо различимая в сумерках, точка приближалась и росла, и на какой-то миг Эйза в ужасе закрыла лицо руками, решив, что не избыла проклятья зеркала. Но вот прохладный воздух обдал ее с ног до головы, и знакомый голос послышался в ночном безмолвии:

– Здорова ли ты, милая Эйза? Все ли хорошо с отцом? Не забыла ли ты своего обещания?

Отняв руки от лица, она увидела ящера в воздухе у самого окна и облегченно вздохнула.

– Здравствуй, господин мой крылатый змей, – отвечала Эйза. – С чем ты явился ко мне?

– Я принес Синюю звезду, что родилась на дне моря и способна избавить всякого, кто ее держит, от злых чар. – С этими словами он опустил голову и вложил в руку Эйзы крупный синий камень. Эйза вздрогнула, ощутив прикосновение его языка, словно вспомнив давние обещания. – Больше тебя не коснется ни одно, даже самое страшное заклятие. Ты войдешь в лабиринт и в кровавый водопад и выйдешь невредима. Милая Эйза, вспомни свои слова, будь моей супругой, и, клянусь, ни единого дня о том не пожалеешь.

– Господин мой, – отвечала Эйза, пряча взгляд, – вспомни и ты свои слова. И луны не сменится, говорил ты, как принесешь Синюю звезду. Я ждала тебя три луны, а нынче какой долг за мной остался? Я обещалась другому, а Звезду забери себе – она будет достойной наградой за твои труды.

Эйза положила камень на край окна, но ящер не спешил забирать его. Вместо этого он сложил крылья и влетел в ее спальню, заставив Эйзу отшатнуться.

– Что же ты обманула меня, безжалостная женщина! – воскликнул он. – Или ты думала, что я мертв? Не нужна мне награда, кроме тебя, и камень с морского дна, как ни волшебен, не стоит волоса с твоей головы! Я исходил материк от края до края, я бился с морскими змеями и нырял на такую глубину, на какую никогда не уйдет твой остров! Я погиб бы тысячу раз, если бы не знал, что ты ждешь меня. Что же мне делать теперь, о, что мне делать! – И он закричал пронзительно и жутко, и от этого крика кровь застыла бы в жилах у всякого, кто слышал его.

В своем горе он был жалок и страшен одновременно. Сострадание в душе Эйзы вскоре уступило место опаске, и она отступала от ящера, не в силах выносить его взгляда. Но вот ноги изменили ей, странная слабость сковала их, не позволив идти дальше. Оступившись, Эйза пошатнулась, пытаясь удержаться на ногах, но все тело словно одеревенело, и крик, уже рождавшийся в груди, так и не сорвался с губ. Она рухнула на пол вербной веткой, и ящер, склонившись над нею, осторожно взял в пасть тонкий ствол.