Шрифт:
Чак Паланик «Призраки»
Меня будит стук в дверь. Я сажусь на кровати с закрытыми глазами.
Уже пора в школу?
– Подъем, подъем! Нас ждет важный-преважный день!
Ооо, нет!
Из моей груди вырвался стон разочарования, я рухнула и уткнулась лицом в подушку.
Кошмар продолжается. День второй. Дубль первый, он же единственный.
Уже с трудом оторвав голову от лучшего в мире мягкого белого друга, я все-таки поднимаюсь и, порывшись в гардеробной, не смотря на ярое желание облачиться в черное, натягиваю белые штаны и надеваю салатового цвета тунику, не забывая про брошь. Волосы расчесываю и оставляю распущенными. Шпилек здесь куча, но делать прически с их помощью я не умею, а резинок нет.
У входа в вагон-ресторан чуть не сталкиваюсь с Эффи Бряк, которая проскальзывает мимо с чашечкой кофе, бормоча заковыристые ругательства.
За столом сидит красный, смеющийся Хеймитч. Я вопросительно поднимаю брови, спрашивая у Пита «Что случилось?», но он лишь качает головой.
Ууу, нехорошие люди. Единственный шанс поднять настроение и тот отнимают.
Сажусь на стул и смотрю на огромный поднос. Смотрю и понимаю, что аппетита нет. Совсем.
Тогда отодвигаю блюдо, беру в руки чашку кофе и с наслаждением вдыхаю аромат. Ненавижу кофе, но запах напоминает о кафешке невдалеке от моего дома, где мы с подругами любим проводить свободное время.
Отставив кофе, я беру кружку с горячим шоколадом, пододвигаю вазу с фруктами, и начинаю потихоньку их подъедать, предварительно макая в шоколад. Пит делает тоже самое только с булочками. Хеймитч даже и не думает смотреть в сторону еды, зато регулярно опрокидывает стакан со спиртным коктейлем. Если он продолжит в таком же темпе, то к Панему он будет чуть ли не в бессознательном состоянии.
А этого нельзя допускать, надо как-то налаживать контакт с ментором. Без его помощи у меня точно нет шанса на выживание.
– Вы, значит, будете давать сове-еты… – протягиваю я.
– Даю прямо сейчас: попытайся выжить, – отвечает Хеймитч и смеется.
Это будет трудно.
В поисках поддержки, бросаю взгляд на Пита, тот хмуриться.
Точно, сейчас же…
– Очень смешно, – говорит он и выбивает из руки Хеймитча стакан. Тот летит в угол, оставляя на полу свой, распавшийся на косточки, скелет – осколки, и внутренности – кусочки льда и жидкость, которая потекла по направлению к ментору. – Только не для нас.
Хеймитч немного замешкался, но ударом в челюсть сшиб Пита со стула, хмыкнул и потянулся к бутылке.
Моя очередь. Я сжимаю нож и, скрестив пальцы на ногах из всех сил надеясь, что крови будет немного, закрыв глаза, вонзаю его в стол. Приоткрыв один глаз, с облегчением отмечаю, что все, кроме скатерти, уцелело.
– Надо же! – Хеймитч откидывается на спинку стула. – Неужели, в этот раз мне попалось что-то сносное.
Пит наконец поднимается с пола. Я пододвигаю к нему вазу с фруктами, из которой он берет пригоршню льда.
Да уж… Вмазал ему Хеймитч знатно.
– Лёд не нужен.
– Но тогда же синяк останется.
– И пусть. Будут думать, что ты сцепился с кем-то из трибутов до арены.
– Но ведь это не по правилам.
– Это-то и хорошо. Значит, ты не только подрался, но и сумел сделать так, что тебя не поймали.
Пит кладет лёд обратно, и Хеймитч переключается на меня.
– А ну-ка покажи ещё, как ты ножом орудуешь!
Не без труда выдергиваю нож из стола, оглядываюсь, выбирая цель, и в конце концов, взяв за лезвие, бросаю его в картину, висящую на противоположной стене, и, к моему величайшему удивлению, отрезаю нарисованный цветок от нарисованного стебля. Вау.
– Встаньте там, вы, оба! – командует Хеймитч, кивая на пустое пространство между столом и дверью.
Мы послушно становимся, и он начинает кружить вокруг нас, как придирчивая и привередливая акула.
– Ну… вроде не безнадежно… А стилисты поработают, так, может, симпатичными будете.
Прям комплимент…
– Предлагаю такую сделку: вы не мешаете мне пить, а я остаюсь достаточно трезвым, чтобы вам помогать. Только слушаться меня беспрекословно.
Не нравиться мне это последнее условие, однако, другого выхода нет.
– Идет, – соглашается Пит. Я киваю.
– Через пару минут мы прибываем на станцию и вас отдадут стилистам. Уверен, вам понравится далеко не все из того, что они будут делать. Что бы это ни было, не смейте возражать!
– Но если…
– Нет. Делайте как вам говорят, или… – Он выразительно выгнул бровь и, взяв со стола бутылку, ушел.
Недовольно поджимаю губы и возвращаюсь за стол, чтобы допить, а точнее, чтобы доесть остатки уже застывшего шоколада. Но когда кружка практически достигает своей цели, вагон погружается во тьму – начинается туннель. Очень длинный туннель. Мы провели в нем не больше минуты, однако время в темноте тянулось безумно долго.