Эссабину Юнари увидела ещё минут через пять, на выходе из каюты: певица-Кудесница что-то очень строго выговаривала рыжеволосой девочке, потупившей взгляд, но явно чувствующей себя героиней. Наверняка что-то учудила, боевая натура. Вспомнились собственные рейды на море и прочие приключения, за которые мать устраивала нотации точно так же… Вернее, не точно так же. Сейчас Юнари смотрела на женщину, которая ругалась и учила с заботой, потому что беспокоилась об этой девочке, а не о репутации семьи. В груди вдруг остро защемило, и она, стремительно развернувшись, двинулась в противоположную сторону, думая, что не зря, видимо, Эстилис Эссентессер выбрал Эссабину.

Юнари стояла на второй палубе, на самом носу, выставив лицо навстречу освежающему ветру, который не только охлаждал начинающие краснеть щеки, но и прояснял мысли. Ей не следовало сейчас думать о матери, о прошлом, о Крылатом Мире — вообще о том мире, который остался позади. Юнари больше не жила там. Сейчас она находилась в иной вселенной, зрительница, наблюдательница… выходит, опять чужая? Кто знает… Сейчас, не оглядываясь на указку родителей, можно было самой тянуться к тем людям, которых хотелось видеть друзьями.

Тяжело вздохнув, Юнари двинулась на верхнюю палубу по второй лестнице, располагавшейся ближе к носу, хотя пять минут назад спускалась по первой, возле кормы, где они все стояли, провожая берег.

Пройдя мимо кают первого класса, Юнари опять очутилось на корме, но Альты здесь уже не нашла: только Эвальд и Хор о чем-то беседовали. Увидев сводную сестру, наследник Мистералей приветственно помахал ей рукой.

— Ну что, ты изучила корабль? — живо поинтересовался Эвальд. Они с ним быстро перескочили с вежливого «вы» на искреннее «ты», и этот переход произошел у него даже с обычно церемонным Хором. Будущий глава фамилии слишком любил налаживать дружеские отношения и не терпел длительного официоза.

— Немного изучила, — тускло ответила Юнари. — Но я гуляла только по второй палубе, а есть ещё третья. Когда мы плыли из Крылатого в Квемеру на большом пароходе, на нем имелась и четвертая.

— Считай четвертой шлюпочную, — кивком головы Эвальд указал на эту палубу, располагавшуюся над каютами первого класса. Там как раз суетилось несколько матросов. — Хотя, если брать порядок снизу вверх, то она скорее первая.

— Слишком сложно, — махнула рукой Юнари. — Нам следует находиться здесь, и, по-моему, здесь самое красивое место, только сильно дует, — она поплотнее запахнула свое пальто.

— Осень, море, — развел руками Хор, и его взгляд стал слегка озабоченным. — Впрочем, можно пройти в каюты и любоваться оттуда видом, не испытывая никакого неудобства из-за ветра.

— Может, я как раз ветер в лицо и хочу, — вздохнула Юнари. — Ветер в лицо, бесконечную дорогу — и чтобы ничего не нужно было делать против воли…

***

Юнари все же ушла к Альте, оставив Хора вместе с Эвальдом — продолжать их странный разговор, который они доверяли только хмурому небу и свежему ветру. Больше людей на верхней палубе не находилось: кто-то прятался от ветра в ресторане, кто-то — в своих каютах.

— Можно я задам тебе один вопрос? Знаешь, глупо выходит, — говорил Эвальд. — Но ты вообще хоть раз видел Рэра? Газеты не считаются, конечно.

Хор усмехнулся.

— Именно. Я не встречался с ним ни разу, только переписывался, когда речь шла, — он слегка помрачнел, — о свадьбе. На самой церемонии Рондер Мистераль так и не появился, поскольку умчался на неожиданное совещание с Магистром.

— Я б не назвал Рэра выдающей смелости человеком, однако Фаркасс Эссентессер действительно вызвал его срочно, и этого нельзя было предусмотреть, — Эвальд стал совсем серьезным, наморщив лоб. — Поэтому то, что казалось тебе игрой, на деле выходило лишь стечением обстоятельств. Удивительным, да. Но никакого умысла в нем не было.

— Я давно уже не подозреваю Рондера Мистераля, — тихо произнес Хор. Его куда более тяготило то, что Байонис до сих пор считал его виновным. Мальс думал поколебать эту уверенность за несколько дней до отъезда, однако из-за фокуса Эстилиса все сорвалось. — Так что твои слова мне ничего сейчас не дали. Кроме того, что ты главу фамилии уважаешь.

— Уважаю? — вскинул брови Эвальд. — С чего ты взял?

Хор лишь хмыкнул.

— А с чего тогда тебе выгораживать его?

— Я выгораживаю семью, — отмахнулся наследник фамилии. — Кроме того, я люблю, чтобы люди знали правду. В наше время, когда высокопоставленные особы врут чаще, чем пьют чай, правда — ценный и редкий товар.

— Однако ж, — не смог не заметить Мальс, — о себе ты предпочитаешь правды не выдавать.

— Это да, — невозмутимо кивнул Эвальд. — О себе я лгу постоянно. Но без этого я просто не смог бы жить, так что в моем случае вранье оправдано. Как и во многих других, увы. — Он неторопливо развернулся, опираясь на перила уже спиной, и запрокинул голову, глядя в хмурое серое небо. Чайки уже не следовали за пароходом, отстав минут через двадцать после отправления: их интересовали только подачки пассажиров. — Хотя ты, как мне кажется, меньше преуспел в этом занятии, которое становится искусством нашего времени, — проговорил Эвальд, не отрывая взгляда от неба. — С тобой приятнее иметь дело. Скажем так: ты честнее всех остальных, кто едет в нашей компании.