— Мне кажется, — с сожалением вздохнул Хор, — что ты просто меня не знаешь.

Наследник Мистералей покачал головой, и в его глазах мелькнула грусть.

— Знаю. Просто ты не знаешь тех, кто находится рядом с тобой.

— А тебе, значит, все эти люди лучше известны? — приподнял бровь Мальс. Было не очень приятно это слышать — и представлять Юнари или Альту поднаторевшими в лжи.

— Да, — просто сказал Эвальд. — Можешь мне не верить, мне все равно, как ты к этому отнесешься, ведь проверить это невозможно. Однако у нас здесь маскарад лжецов, а у тебя самая узкая маска. Извини, я пойду к себе в каюту. И вообще прости за этот разговор, на меня так действует море при плохой погоде.

Он выпрямился и медленно двинулся к двери в свою каюту, слегка покачиваясь, хотя море оставалось спокойным.

Хор остался один со своими мыслями, не очень-то радостными. Потому что он понимал, что Эвальду Мистералю не было смысла лукавить. Или… или это относилось к той самой лжи, без которой, как он говорил, он не мог прожить?

***

К вечеру море разгулялось, и Эстилиса ещё сильнее начало тошнить. Вместе с тем, что он выкурил пять сигарет, самочувствие вышло кошмарным и все стремилось загнать его в каюту подальше отостальных, однако не обращать внимание на собственное состояние стало уже давней привычкой.

Эстилис не собирался тратить время на борьбу с морской болезнью или на грустные размышления, а потому неторопливо бродил по палубе, от спутника к спутнику, от разговора к разговору. Единственной, кого он избегал, была Юнари Мистераль, о которой уже успел рассказать все Эвальд. От этой дамы следовало держаться подальше, она слишком многое хотела знать. Информация во все века служила серьезным оружием, а если она оказывалась в руках человека, который не умел правильно её применять… Юнари даже не представляла, что именно находится среди тумана, который она так упорно пыталась разогнать. И лучше б этой юной девушке совсем не знать об истинной натуре людей, которых она пыталась понять.

О, сколько счастья и скорби одновременно принесло людям знание! Если б в свое время пара ученых не отыскала бы древний город на территории Грозового Мира, то не вышло бы идеологии меранов, и никто не сражался бы за неё, и не взрывались бы города, не желавшие покоряться новой власти. Он помнил эти взрывы, и до сих пор они могли отдаваться в ушах, потому что это был грохот, который прозвучал на весь мир.

Эстилис перешел от перил к самым каютам и прислонился спиной к стене, наблюдая за прогуливающимися на палубе пассажирами. Только что прошел очередной их разговор с Маршалом Грозового Мира. Мальс Хор и не стремился скрытничать, оставаясь на прежней позиции реформатора, не любящего государственную систему. Лукавил он лишь в одном. Либо недоговаривал о своем даре, либо не желал упоминать о другой редкой особенности, из-за которой его взял в ученики Байонис Эссентессер. Таланты талантами, но правители никода не забывали о магии, а значит, было в Маршале нечто выдающееся, и требовалось как можно быстрее выяснить, что это.

Эстилис проследил взглядом за неспешно плывущей мимо Альтой Каэндра. Вот эта девочка могла стать ключом к своему покровителю, довольно эмоциональная и не готовая всегда принять сторону Маршала Грозового Мира.

Эстилис отошел от своей стены, наблюдая, как точеная фигурка исчезает в дверях ресторана, и уже думал двинуться следом, как его подергал за руку маленький мальчик, который явно не плыл первым классом.

— Господин Герцог, вам письмо, — отчетливо выговорил этот юный почтальон.

— Благодарю, можете быть свободны, — Эстилис принял из маленьких ладошек конверт, сложенный наскоро из обычного листа бумаги. — Ответ передавать не нужно.

Довольный мальчуган кивнул и зашагал, как Эстилис и предполагал, к лестнице на вторую палубу, оставляя получателя разворачивать письмо. В конверте обнаружился тонкий листок. Эмблема Южной корабельной компании и очень знакомый почерк, виденный, впрочем, всего три раза. Писала Эссабина.

«Если вы были столь галантны проводить меня до Грозового Мира, то вряд ли откажете, если я попрошу вас через пять минут после получения сего письма быть на второй палубе, возле кормы.

С уважением, Кудесница».

Кудесница. Он усмехнулся. Не имя, а именно это прозвище, подаренное восторженными юными учениками.

— Не те чудеса творишь, Кудесница, — пробормотал Эстилис и, аккуратно сложив письмо, спрятал его в карман, а затем глянул на часы, засекая пять минут. Перед дамой следовало проявлять крайнюю точность.

Он неспешно двинулся к лестнице на вторую палубу — двинулся так медленно, чтобы уложиться во время. Часы лежали раскрытыми в руке, когда Эстилис спускался вниз, задерживая каждый шаг. Три минуты. Две. К тому времени, когда осталась только одна, он уже двигался по второй палубе по направлению к корме, где застыла мгновенно узнанная фигура в сиреневом платье с узкими рукавами.

Эстилис опоздал на четыре секунды, однако никто не мог проверить это, поэтому ошибка не была засчитана.

— Добрый вечер, — тихо сказал он.

— Добрый вечер, — вздохнула она.

Они остановились друг напротив друга, смотря глаза в глаза. У Эссабины во взгляде проявились сероватые оттенки: такое всегда было, когда она слишком волновалась или злилась.

— Вам не следовало плыть на «Альгенсере», — наконец с полной уверенностью сказала Кудесница.

— А вам не следовало упрекать меня из-за этого, — чуть пожал плечами Эстилис. — Понимаете ли, у каждого человека свой взгляд на то, что следует делать, а чего надо беречься.