— Заходи в нос! — кричал на квартердеке Хелмегерд. — Готовьсь на абордаж со штирборта[1]! Пушки на баке к бою! Целить в рангоут!

Уже возможно стало разглядеть людей на фрегате и его название — «Иоанн Креститель». Да, они не были готовы к нападению. Матросы и офицеры метались по палубе, словно испуганные муравьи, поспешно пытаясь подготовить орудия к бою, а команду — к отражению абордажа, и всё-таки судно не спешило спускать флаг и не пыталось удрать. Что ж, тем хуже для него. Пленных Хелмегерд предпочитал не брать, и противников, не сдавшихся сразу, не миловал. Потому его и звали порой «капитан Хелл».

Пока сближались корабли, на фрегате сумели вернуть дисциплину, и все силы были брошены на артиллерию. Хелмегерд с досадой топнул ногой и проворно полез по вантам на грота-марс[2], удостоверившись, что шпага, кинжал и оба пистолета хорошо закреплены. Вслед за ним, повинуясь приказу, побежали вверх и матросы. Быстрота и юркость не спасёт «Марию», если принять сражение на пушках — против такого зубастого противника она не выстоит. Значит, абордаж.

Приближаясь к «Иоанну» спереди, бригантина выстрелила из трёх носовых орудий, подломив огромную фок-мачту, тут же покачнувшуюся и повисшую на вантах, и проделав внушительную дыру в обшивке. Третье ядро упало куда-то на шкафут[3] и, судя по донёсшимся оттуда крикам, не промахнулось. Хелмегерд приказал обойти фрегат слева, и это дало пиратам малое преимущество — абордажа ждали справа.

Загремели пистолетные выстрелы, корабли окутались дымом, и тут же, со свистом рассекая воздух, полетели вверх и вправо кошки. Одни путались в такелаже, другие, не долетев, с плеском падали в воду, третьи были встречены вражескими саблями, но оставшихся хватило, чтобы сгрести «Иоанна» когтистой лапой. Едва стремительно приближающаяся к фрегату бригантина накренилась в достаточной мере, Хелмегерд прыгнул с марса на чужую палубу с пронзительным боевым кличем.

Он упал, сжавшись в комок, в самую гущу матросов, как ястреб, нападающий на опоссума. Сверкнули клинки, призванные пригвоздить его к палубе, но там, где железо косо врубилось в дерево, его уже не было. Откатившись к борту, Хелмегерд стремительно вскочил на ноги, держа в правой руке шпагу, а в левой — кинжал, которые тут же пустил в дело.

Первых кинувшихся к нему он отбросил размашистым ударом шпаги, создавая ею вокруг себя что-то вроде запретной черты, переступивший которую тут же лишился бы жизни. Боковым зрением он видел, как падают с мачт его корабля новые и новые пираты, как другие лезут через борт, зажав сабли в зубах, как мелькают над палубой клинки, как катятся по ней сцепившиеся противники. Вопли, исполненные ярости и боли, звериный рык, свист железа в воздухе, удары человеческих тел о дерево заполнили слух, запахи крови и страха бросились в голову. Бой, жаркий бой закипел на «Иоанне»!

Хелмегерд страшно, отрывисто расхохотался и пошёл вдоль по палубе, отбивая лёгким кинжалом нацеленные в него удары, рубя во все стороны тяжёлой шпагой. Чей-то клинок разодрал ему щёку — метили в глаз. Другой удар пришёлся по левой руке, и кинжал заскользил в пальцах. Но Хелмегерд отдавал долги на месте, и купцы, обливаясь кровью, падали на свой корабль, чтобы больше не подняться.

Светлоголовый безусый парень бросился на него слева, взмахнул шпагой, целясь в грудь, но, когда Хелмегерд принял клинок своим кинжалом, вдруг резко рубанул вниз, и рукоять кинжала не удержалась в скользкой от крови руке. Не прерывая движения, парень направил шпагу понизу, по ногам, но Хелмегерд взвился в воздух и в прыжке ударил соперника обеими ногами в живот, и тот, корчась, повалился у мачты. Приземляясь, он почувствовал какое-то движение у себя за спиной, и, поворачиваясь, выбросил вперёд шпагу, которая тут же косо вошла в чужую плоть.

Хелмегерд выдернул её из медленно падающего тела, занёс руку для очередного удара и обнаружил, что бить больше некого. Бой был окончен. Вокруг тяжело дышали его люди, на юте было пусто, на баке пираты добивали последнюю горстку купцов. Он повёл глазами, ещё не веря, что всё завершилось, ещё опьянённый битвой, и будто споткнулся, увидев среди покалеченных тел Буру.

Он лежал на спине, и его коричневая кожа стала красной от крови, всё ещё льющейся из глубоких ран, и даже смерть не стёрла с его лица удалого оскала белых зубов. Его ноги приминал чужой мёртвый матрос, а на сжатой в пальцах сабле ещё дышал, выпуская красные пузыри, богато одетый купец. Буру был отличным воином и славным пиратом, но здесь, на «Иоанне», один против многих, не превозмог.

Опустив шпагу, Хелмегерд пошёл к носу, туда, где звуки догорающей битвы сменились странным молчанием. По пути он нашёл и поднял свой окровавленный кинжал. Пот заливал глаза, мешая смотреть, и он сорвал с головы платок и вытер лицо.

— Хел, — бросился к нему по трапу Стеньга, но он уже увидел. Кот лежал на коленях у плачущего Бена, и его грудь была разворочена страшным ударом, а на лице по-прежнему лихо топорщились знаменитые кошачьи усы. Не будет он больше распевать по утрам на вахте свои матерные песни, не разведает все слухи в чужом порту, не промотает на берегу свою лишнюю долю добычи.

***

Таверна гудела, как растревоженный улей. Топот ног пляшущих заглушал пиликанье музыкантов, и сидящим рядом, чтобы услышать друг друга, приходилось орать в самые уши. Вытянутой руки не было видно из-за наполнивших низкое помещение клубов дыма. Возвратившаяся на берег команда «Акулы» праздновала успешную вылазку.

Мария резалась с пиратами в карты с таким азартом, будто на кону стояла по меньшей мере средних размеров колония. Накануне она всё спрашивала у Хелмегерда, что ей делать со своей кучей золота. Он, посмеиваясь в усы, посоветовал часть спустить на модную одежду и украшения, часть — на инкрустацию эфеса добытой ею в бою лёгкой шпаги, с которой она не расставалась, а остаток пропить и промотать, и она решила перейти сразу к заключительному пункту плана. Понятно было, что она за всю свою жизнь ещё не держала в руках и сотой доли того богатства, которое обрушилось на неё теперь.