[10] Отверстие в палубе или фальшборте судна для удаления за борт воды

[11] Скоба, которой бушприт крепится к носу корабля

[12] Время на корабле измеряют в склянках (песочные часы), одна склянка равна получасу

[13] Поворот на парусном судне носом к ветру

========== Набег ==========

«Мария» шла крутой бейдевинд[1] левого галса. Прямые паруса на фок-мачте были убраны и уложены на реи, но бригантина летела на кливерах, стакселях, триселе и топселе[2], разрезая пенные гребни форштевнем с той же лёгкостью, с какой сабля режет плоть. Бушприт то взмывал к небу, то зарывался в накатившую волну, и тогда вода перехлёстывала через борт и текла к корме широкими ручейками.

Над морем уже разлилось оранжево-розовое зарево рассвета — вот-вот из-за волн выглянет пламенное солнце, и на смену ночной прохладе придёт безжалостный дневной зной. От вчерашнего шторма остался только крепкий ветер да пенные буруны на вершинах волн; последние облака ушли ещё до рассвета. Богатый ли урожай удалось сжать морю в эту ночь, и не оставило ли оно что-нибудь и для своих верных бродяг?

Хелмегерд нетерпеливо расхаживал по палубе, заложив большие пальцы за широкий кожаный пояс и то и дело поднимая голову вверх к хитросплетениям вант, шкотов, брасов и фалов, мелодично звенящих на ветру. Пит то вполголоса матерился где-то рядом, ни к кому конкретно не обращаясь, то принимался подбадривать отвыкших от косых парусов матросов бранью и угрозами. Хелмегерд знал, что в шторм у старпома всегда болит перебитая когда-то давно сорвавшимся гиком нога. У него самого с вечера ныли рёбра на правом боку, не давая глубоко вздохнуть.

В очередной раз задрав голову, Хелмегерд замер на мгновение, присмотрелся и радостно ударил кулаком по колену. Устроившийся с подзорной трубой на салинге[3] Синчи размахивал руками, показывая, что на правом траверзе[4] видит судно без парусов. Матросы, тоже заметившие это, пришли в неописуемый восторг: палуба тут же наполнилась криками, свистом, хохотом, лязгом оружия и топотом множества ног. Синчи сунул трубу в висящий на поясе чехол и, тонкий, лёгкий, заскользил вниз по вантам[5].

— Право руля! Увались! Четыре румба под ветер! — заорал Хелмегерд, бросаясь к квартердеку, и согласный рёв десятка глоток откликнулся ему. — Брасопь реи! Переноси гик и гафель! Перетягивай шкоты! Выравнивай! На крутой бакштаг увались! Поднять все паруса на фоке![6]

Разом зарычали со всех сторон матросы, тянущие тугие снасти, побежали по выблёнкам[7] марсовые. Заскрипели бейфуты, застонали мачты, захлопали, заполоскали на ветру паруса, «Мария» глубже зарылась носом во встречную волну и накренилась на правый борт, и матросов на баке окатило с головы до ног под громкий хохот их более удачливых товарищей. Синчи ловко соскочил на палубу, дождавшись, пока схлынет волна, и легко, будто танцуя, направился к Хелмегерду, но тот всё выкрикивал команды, правя штурвалом и то и дело бросая взгляд на компас, пока, наконец, паруса не взяли ветер, и корабль, выпрямившись, не понёсся на ост-тень-норд, выжимая не меньше девяти узлов.

Все, кто не был занят на снастях, полезли на квартердек послушать Синчи, и тот, окинув друзей горделивым взглядом, произнёс со своим неизменно мягким индейским выговором:

— Барк хорошенько потрепало ночью, ни одной мачты не осталось, да и кренится на левый борт — того и гляди, отправится прямо к морскому дьяволу. Надеюсь только, они не вышвырнули ещё за борт весь свой груз.

— А флаг? — хрипло перебил Нагель. — Флаг не разглядел?

— Полезай туда сам да разглядывай, сколько влезет! — огрызнулся Синчи.

Хелмегерд предупреждающе поднял руку, и Нагель, уже готовый охарактеризовать индейца самым лестным образом, только яростно затянулся трубкой. Пит поймал его взгляд и едва заметно кивнул, и Хелмегерд, хлопнув Синчи по плечу в знак благодарности, заорал:

— Все по местам! Орудийный расчёт, пушки к бою готовь! Флаг без команды не поднимать! На абордаж готовьсь!

Пираты бросились с квартердека в давным-давно заученном до мелочей порядке. Пит, старший над орудийным расчётом, заковылял по трапу, понося Морскую владычицу на чём свет стоит.

— Подходим не таясь! — раскатисто кричал Хелмегерд. — На пушечном выстреле поднимаем флаг, и Кракен меня удави, если они тут же не испачкают штаны и не сдадутся нам со всеми потрохами! Пальнуть им по остаткам мачты, а там уже — на абордаж!

Ликующий, алчущий, кровожадный вопль был ему ответом. Как дикие звери, почуявшие раненое животное, пираты скалили зубы, рычали, играли мощными мускулами под загорелой кожей, и глаза их сверкали дьявольским огнём, ноздри раздувались. Хелмегерд знал, что и сам сейчас выглядит так же. Да, они могли привести потерпевших поражение в схватке с морем людей в ужас одним своим видом, даже не поднимая «Весёлого Роджера», но его стоило поднять.

Вот уже далеко впереди в рассветном мареве забрезжил силуэт разбитого бурей корабля. Скоро «Мария» будет замечена. Волны вскипали за бортом, и над релингами то и дело возносились гроздья белых брызг, ветер гудел в парусах ровно и крепко. Мало кто в этих водах мог состязаться с «Марией» в скорости.

Когда стало возможно разглядеть реющий над жалкими останками судна флаг Британии, рядом с ним наверх пополз другой — флаг бедствия. Тяжёлые обломки стеньг, обрывки парусов и тросов громоздились на палубе, матросы пытались перетащить их к правому борту, чтобы выровнять крен, но вода уже понемногу переливалась через фальшборт. Не занятые на этих работах люди столпились на шканцах[8], пытаясь подать «Марии» какие-то знаки. Нет, в приближающемся корабле торговцы не найдут спасения.