Еще через день, минуя сады и виноградники, деревеньки и сельца, лепившиеся здесь друг к другу, как ласточкины гнезда, мы подступили к Порт-Мнеку.

Сначала я услышала море и почувствовала его запах, потом, по мере нашего приближения, постепенно появился город. Чудилось, что он поднимается из морских пучин, так его облик сливался с шумом прибоя, выложенные изразцами стройные башни казались мокрыми мачтами, а высокие скаты крыш – разноцветными парусами. Стен тут не было, и почти каждая улица выводила к сверкающей бирюзовой воде. Никто не спросил нас кто мы и откуда, никто даже не глядел на нас, мы погрузились в город, сливаясь с болтливой толпой. Здесь никто никуда не спешил, как в наших столицах, нет, все куда-то шли, но никто не несся, как ошпаренный, не толкался, не стекленел взглядом. Над двигающейся толпой повис многоголосый гул, среди идущих сновали уличные торговцы, кто-то останавливался привлеченный товарами, и толпа обтекала их, лениво, как густая патока.

Поплутав немного по городу, мы отыскали «Ракушку». Я представляла себе заведение под названием «таверна» в виде небольшого домика с непременной вывеской, болтающейся на цепях. Этакого либерального места, где можно встретить самый разный народ: от разбойника, до благородного рыцаря и где над всем этим сборищем надзирает хитрый и ушлый хозяин. Поэтому, когда перед нами возник трехэтажный особняк, облицованный розовым камнем, с широким крыльцом и башенками по углам здания, с двумя лакеями у входа, я подумала, что мы не туда попали.

Однако, крыши башен, выполненные в виде спирально закрученных раковин, и пышная вывеска над входом, однозначно сообщали: перед нами таверна «Ракушка». В прохладном холле было немноголюдно. За конторкой, словно профессор на кафедре, восседал важный старик в золоченом пенсне.

– Мы хотели бы видеть господина Ястребка, – сказал Иней, когда мы предстали перед стариком.

– Если вы говорите о Сиятельном Князе Ястребке Уккском, то он, оказывает нам честь, расположившись в наших апартаментах. Как прикажете доложить?

Таго на секунду замешкался.

– Я госпожа Мерлин Монро, а это господин Бонд. Джеймс Бонд, – не удержавшись от улыбки, добавила я.

Старик просветил нас взглядом, точно рентгеновский аппарат, и позвонил в колокольчик. Сейчас же появился шустрый мальчик, и замер перед стариком, согнувшись в полупоклоне.

– Доложи Князю, что прибыли госпожа Монро и господин Бонд, – повелел старик, и мальчик умчался. – Прошу вас. Господа, не сочтите за оскорбление, князь распорядился сообщать обо всех, кто желает видеть его.

Старик вышел из-за стойки и с поклоном проводил нас к круглому столику, напротив камина. Он щелкнул пальцами. Возникшая из ниоткуда девушка, ловко поставила на столик два фужера и графин, потом появилась ваза с фруктами.

– За счет заведения, господа, может, еще чего прикажете? Мы всегда очень рады гостям, особенно гостям Князя, – сказал старик, профессионально улыбаясь.

В его мыслях промелькнула довольная интонация, пронеслись картины разудалой гулянки, и почудилось какое-то смутное удовлетворение.

Я чувствовала себя огорошенной. Вся эта чопорность никак не вязалась с образом Ястребка Фатти, неужели он так круто переменился, со дня нашего последнего свидания?! Иней тоже глядел вопросительно. Я пожала плечами и подняла бокал, раздумывая надо всем этим. Не прошло и десяти минут, как мальчик вернулся. Склонившись перед нами, он сообщил, что князь готов принять нас. Старик проследил, как мы прошли к широкой лестнице и поднялись вслед за мальчиком. Пройдя по богато украшенным коридорам, крытым пышными узорными коврами, мы остановились перед резными дверьми. Мальчик скромно стукнул. Дверь отворилась, и мы оказались в светлой комнате, все убранство которой составлял только массивный стол и узкие кожаные диваны вдоль стен. Это походило на общественную приемную крупного дельца. Мальчик поклонился и покинул нас. За дверью послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел огромный звероподобный воин в богатых изукрашенных золотом доспехах. Он остановился в дверях, и, окинув нас пламенным взором, принял из рук спешившего за ним старикашки, шлем с пышным плюмажем.

– И не забудь, Троккус, ты никогда не сможешь приказывать мне! – донесся из-за двери звонкий голос Фатти. – Проща-а-а-й! – протянул он с капризно-издевательской интонацией.

Воин обернулся, нахлобучил шлем и удалился, крепко приложив золоченой дверью.

Старикан согнулся в поклоне, придерживая дверь, пока мы проходили. Я не знала чего ожидать от маленького пройдохи, и нерешительно остановилась на пороге.

Это был настоящий будуар. Правда, совершенно безумный. Огромный трельяж с изящным тонконогим столиком занимали вперемешку реторты с неаппетитными реактивами, открытая шкатулка с драгоценностями, пудреница, флаконы духов и другие женские атрибуты. С рамы зеркала свешивался богатый плащ. Половину комнаты занимала титаническая кровать со спущенным балдахином, поддерживаемым сверху деревянными статуэтками. С руки одной из деревянных нимф свешивались ножны, а на противоположной стене висел совершенно невозможный прозрачный пеньюар: весь в перьях и бусинках, правда, висел он на рукоятке длиннющего кинжала с черной истертой рукоятью.

На одном кресле покоилась бархатная шляпа с драгоценной брошью и перьями, другое валялось на боку, с прожженной в спинке сквозной дырой. В воздухе стоял запах изысканных духов и гари.

Старичок еще раз поклонился и, отдернув тяжелые шторы, растворил окно.

Он собрал ворох одежды и пригласил нас присесть на белоснежное канапе, расписанное розовыми цветами. Мы молча уселись, переглянувшись, как заговорщики. Иней был просто поражен, впрочем, я тоже.

Послышался шум воды, после чего дверь, скрытая за портьерами, отворилась, и нашим взорам предстал князь Ястребок Уккский. Распахнутый сюртук, выпускал на волю белоснежное кружево рубашки, как нельзя лучше оттеняющей смуглую кожу, покрывающую точеный торс, черные бархатные штаны были заправлены в короткие сапожки на каблуках, но с тяжелыми помятыми шорами. В руках малыш Фатти держал только что отнятое от лица полотенце, в смоляных прядях, непринужденно падавших на чело, блестели капельки. Он весь походил на черную розу, свежую, едва раскрывшуюся, всю в алмазных каплях росы!