Еще час я просидел в душной комнатке, которую про себя сразу же окрестил «погранзаставой», пока трижды за это время сменившиеся службисты в более высоких, чем будочница, чинах (двое мужчин и одна женщина) разбирались в сути моего вопроса, внимательно листали мой паспорт, особенно дотошно вглядываясь, судя по всему, в тот злополучный турецкий штамп. «Почему вы сказали, что прибыли из Тайланда?» — спросил меня один из пограничных чинов-мужчин. «Я плохо знаю географию, — ответил я. — И мало спал, устал. Акклиматизация. Перепутал». «Понятно», — ответил чин. «Как вы можете объяснить, что у вас в паспорте ваша фамилия написана в транскрипции, не совпадающей с тем, как она произносится по-русски? — спросила меня женщина. Я посмотрел на нее, вспоминая. Загранпаспорт понадобился мне году в 96-м, когда я первый раз как-то спонтанно засобирался в Англию. Очереди в ОВиР, как в войну за хлебом, тогда были обычным делом, и после нужно было еще ждать какое-то безумно-долгое время. Я нашел в главном тогдашнем биллборде — «Комсомолке» объявление типа «МИДовские паспорта дешево», и через две недели, обеднев на 500 долларов, смачно хрустел ярко-бордовой книжицей. Никаких бумаг, тем более на латинице, я при этом не заполнял, все сделали предоставители услуги, я только передал при встрече их «жучку» ксерокопии своего гражданского паспорта, диплома, трудовой книжки, да написанные от руки сведения о ближайших родственниках. Заявления на все последующие паспорта я заполнял уже сам, при этом следуя непонятно от кого исходившему, но четкому указанию ничего по сравнению с предыдущим паспортом в новом не менять, да и в голову не приходило. «Я не знаю, как это объяснить», — ответил я женщине. «Понятно», — ответила она. Скоро меня отпустили, сказав, что у пограничной службы нет ко мне претензий. Решив напоследок еще немного повалять дурака, я спросил, нет ли ко мне, часом, претензий у каких-нибудь других служб, представленных в аэропорте? Мне ответили, что пограничная служба этого не знает. Я спросил, не должно ли у меня быть претензий к пограничной службе? Посовещавшись, мне ответили, что этот вопрос мне лучше задать себе самому, но что у сержанта пограничной службы Тюриной для решения, которое она приняла, были все основания. Я счел дальнейшую игру в «вопросы-ответы» для себя бесперспективной и откланялся. Дома я был около четырех утра, с тоскою посмотрел через темное стекло винного холодильника на бутылку Шамбертена, выпил воды из-под крана и рухнул спать, даже не помывшись с дороги. Всю ночь, принимая позы, по сравнению с которыми Кама-Сутра — пособие по целомудрию, мне снилась сержант Тюрина.

Глава 4. Homo proponit…

Глава 4.

Homo proponit…

— Как это случилось, — стараясь невзирая на странный трепет сердца звучать делово и невозмутимо, спросил я. — Как он погиб? Когда?

— Сегодня ночью, разбился на машине, — еще более глухо прозвучал Ивин ответ. — Улетел в кювет на 107-м километре трассы «Дон», прямо у моста через Оку. Поехал-таки в свой Эльбурган, видно. От удара машина загорелась, выгорела вся, труп опознали по его знаку — звезде и полумесяцу. Говорят, жар был такой, что металл почти расплавился.

— Кто говорит? — зачем-то переспросил я. — Кто опознал?

— Мать опознала, Софа, — пояснила Ива. — Его телефон выбросило из машины, последний набранный номер был ее. Позвонили, к утру она добралась, опознала. Сеня, как же так?

В трубке послышались слезы. Я не представлял, что ей ответить.

— Когда похороны? — попытался отвлечь ее я. — Я имею в виду — вам же нужно успеть на похороны.

— Похороны? — словно удивилась Ива. — Не знаю. А когда должны быть — на третий день? Так это у нас, а у них — я не знаю. Да, надо успеть вернуться до того, как закопают. Софа обещала сегодня телеграмму официальную в отель прислать.

— Если рейсовым, а не чартером лететь, денег хватит у тебя? — хмуро спросил я.

— Да, наверное, — засомневалась Ива. — А сколько это может стоить? Нас же двое.

Я пообещал выяснить, Иве же наказал потребовать у туроператора, чтобы ее отправили в Москву чартером, коих ежедневно летает из Анталиив в Москву множество.

— Дарья знает? — спросил я, когда проблемы отлета были обсуждены.

— Нет еще, — захлюпала носом в трубке Ива. — Как ей сказать, вообще не представляю. Она отца любила, хоть и…

И она зарыдала в голос.

— Ив, Ив, ну, успокойся! — постарался тоном утешить ее я. — Тебе нужно держаться сейчас. Самой держаться и Дашку держать. Ведь сделать все равно уже ничего нельзя.

— Да, да, я понимаю, — сквозь слезы отозвалась Ива. — Я держусь, держусь. Ты-то сам как? Как долетел? Как дела в Москве?

— Долетел нормально, — на автомате ответил я, думая совершенно о другом. — Дела? Дела — так, неважно. То есть, с чем сравнивать. По крайней мере, никто не умер.

— Да, — сказала Ива. — Да.

Чувствовалось, что она тоже совсем на другой волне.

— Держись, — сказал я ей напоследок.

— Держусь, — нетвердо ответила она. — Храни тебя Бог.

Я еще долго сидел на постели, сжимая в ладонях телефон и не слишком осмысленно изучая взглядом большой красивый букет на обоях. Очень образно и реалистично мне представлялось, как совершенно неконтролируемые мною события последних суток валятся на меня, как вагоны, летящие под откос. Я вспомнил, каким счастливым, беззаботным человеком я улетал в субботу в Турцию, и какой горб проблем буквально вырос у меня между лопатками теперь. Воистину: «Homo proponit…» — человек лишь предполагает. Между этим мгновением и следующим, когда я движением пальца по дисплею ответил на следующий звонок, я успел еще раз подумать о том, кто же звонил мне с только что купленного мобильного с местной турецкой симкой, если это была не Ива. То есть, это мог быть только еще один человек. Хм, забавно: похоже, не все из участников давешнего турецкого ночного инцидента считают его исчерпанным. И, перезвонив, я звонившего, то есть, звонившую, все же конкретно спалил. «М-да, если бы не смерть Аббаса, снова могло достаться кому-то на орехи!» — подумал я, вспоминая подсмотренный бой между мамой и дочерью, из-за явного неравенства сил напомнившего мне Цусимское сражение.

— А-арсений Андреевич? Это Лидия Терентьевна, — мгновенно переключая меня с происходящего в далекой Турции на дела более насущные, раздались в динамике характерные придыхания госпожи Нарцыняк. — Нам необходимо немедленно встретиться.

Ее тон был строг и не подразумевал никаких возражений с моей стороны, — благо, наши планы совпадали.

— Да, Лидия Терентьевна, здравствуйте, когда, где? — ответил я.

— Давайте через час на нашем месте. Успеете?

— Успею, — подтвердил я. — До встречи.

С целью приведения себя в состояние, в котором можно было предъявить себя людям, я кинулся в ванную, на кухню, потом снова в спальню и, наконец в гардеробную, сам себе напоминая запущенную в маленькой комнате шутиху. Пробегая через гостиную, я успел отдернуть штору, приподнять жалюзи и взглянуть на улицу. Утро (ну, положим, на часах было начало второго, но часы моего недавно проснувшегося организма еще показывали утро) было, судя по всему, хоть и не такое жаркое, как на южном берегу Турции, но не менее яркое. Но гармония между моим настроением и буйством света за окном за последние полчаса необратимо нарушилась, и воображение вмиг затушевало синее до белизны небо в оттенки серого, вспенило в черно-фиолетовые тучи, то и дело передергиваемые сполохами грозовых разрядов. Ослепительное, сочное утро реальности в мгновение ока в моем сознании стало тусклым и хмурым, и я с отвращением задернул штору.