Я снова усмехнулся, на этот раз про себя — охотничий пес оказался лояльнее к жертве, чем тот, кого жертва считала «своим». А Лидия Терентьевна Нарцыняк, пожав плечами, что, видимо, означало: «Вроде, все», с чистой совестью принялась за чай.

— И все? — удивился я. — То есть, вас никого не тягали? Веронику эту вашу?

С видом испуганной и ничего не понимающей совы г-жа Нарцыняк замотала головой.

— Так чего ж вы мои звонки сбрасывали, эсэмэски слали? — раздраженно спросил я. — Я понял, что вы тоже там вовлечены во все это, в одном кипятке варитесь!

— Нет, ну, то есть, да, мы тоже были вовлечены, — содержательно зачастила она. — Мы занимались решением вопроса, как нам теперь быть с этим контрактом, ведь мы хотели срочно начинать работы, что говорить начальству и все такое прочее.

И госпожа Нарцыняк возвела на меня свои совершенно честные и чистые глаза. Да, уж: даже в такой момент ничего, кроме вопроса, а кто же теперь им откатит, этих людей не интересовало. Брезгливо захотелось отодвинуться подальше, плюнуть, уйти, но нужно было «через не могу» продолжать общаться в попытке что-то еще выяснить. Хотя, видимо, госпожа Нарцыняк больше ничего не знала. Черт, небогато, в общих чертах я и сам все так себе и представлял.

— Значицца, так, — совершенно автоматически копируя интонации Глеба Жеглова, начал я. — Как я вижу это дело. С Питкесом все понятно, дальше непонятно ни с кем. «РеставР» — правда «честные фраера», попавшиеся сами на своей жадности и нас подтянувшие, или ментовская подстава? Неизвестно.

— А есть разница? — решила внести свою лепту в обсуждение г-жа Нарцыняк.

Пришлось объяснять, что разница огромная, причем именно для заказчика. Потому, что если менты пасли «РеставР», то разговор последних с Вероникой может быть или зафиксирован, или нет. А если «РеставР» — это и есть менты, то разговоры с Вероникой записаны точно, в том числе и торговля по поводу суммы, и окончательное наше согласие на предложенную схему. И о, что Веронику сегодня не дергали, ни о чем не говорит, ее могут привлечь в любой момент расследования уголовного дела, и она, не будь дура, одна за всех отдуваться не станет, сдаст всю «вертикаль».

— А что, будет уголовное дело? — слегка дрожа связками, поинтересовалась Лидия Терентьевна.

Я внимательно посмотрел на нее — дура неисправимая. Надо же, сколько чудесных качеств в одном флаконе! Ну, получай!

— Конечно, — твердо ответил я. — Если потянут всех, то есть не просто коммерческий подкуп одной организации другой с целью получения конкурентных преимуществ, а организация преступного сообщества с целью хищения государственных средств в особо крупных размерах, то это лет по пятнадцать организаторам, а раньше вышку давали. Кстати, здесь еще и дача взятки, и получение, и понуждение к даче, целый винегрет. Мало никому не покажется. Вам особенно.

Лидия Терентьевна опять окрасилась во все оттенки серого и вдобавок принялась икать. Официант сам подбежал со стаканом воды. Я же нагонял на нее жуть специально, получая от ее испуга глубокое моральное удовлетворение. Но надо было с этим заканчивать, а то еще и до обморока так дело дойдет. Не видя больше никакого прока в продолжении разговора, я взял у госпожи Нарцыняк номер телефона Вероники, пообещав ту проинструктировать, и распрощался, посоветовав «держать язык за зубами». Выйдя из «Онегина», я в стрельчатое окно заведения увидел, как Лидия Терентьевна Нарцыняк, еще не обретя своего привычного цвета, для успокоения нервов уже что-то заказывала из меню подобострастно склонившемуся перед ней официанту.

Глава 5. …sed Deus disponit

Глава 5.

…sed Deus disponit.

Я сел в машину, после прохладного «Онегина» сразу облившись потом. Завел двигатель, чтобы включился кондиционер, и скоро стало полегче. Ярко выраженных дел на сегодня больше не было, но звонков нужно было сделать еще кучу. Как раз будет чем заняться по дороге к дому.

Так, первое — где же, наконец, Джоя Питкес? Неужели Павлик до сих пор ее не нашел? Я набрал его номер. «Стою рядом с Джоей Борисовной, — рапортовал Павлик. — Она уходила на обед, только что вошла в офис. Могу передать ей трубку!» «Молодец, все-таки, вояка, если вылезем из этой передряги, надо зарплату ему повысить!» — подумал я о Павлике, и сказал вслух: «Давайте!»

Я долго пудрил девушке мозги по поводу того, как и за что Самойлыча задержали — нет, вполне законно, но совершено случайно и по абсолютнейшему недоразумению. Я старался максимально «прокачать» девушку, чтобы даже если бы «следак» вдруг вздумал открыть ей реальные обстоятельства задержания отца, она бы ему просто не поверила. В этом вопросе я очень надеялся на ее генетическая память: тысячелетия юдофобии и преследований сформировали у представителей еврейской нации много априорных, въевшихся в гены реакции, в том числе что-то вроде: «арестован — значит, невиновен». Я очень рассчитывал, что мои усилия по такой своего рода «вакцинации» не будут напрасными, и девушка даже при худших обстоятельствах не поверит в виновность отца, не будет заражена страшным вирусом разочарования им. «Я все поняла, — умненьким голосом подвела под разговором черту Джоя. — Когда человек из полиции позвонит, я все скрупулезно зафиксирую и перезвоню вам. И не беспокойтесь, Арсений Андреевич: папа о вас настолько безоговорочного мнения, что я бы никогда не поставила слова, услышанного от какого-то полисмена, выше ваших!» Я восхитился- Джоя поняла все, что я ей пытался объяснить, и четко дала мне это понять. Я белой радостью позавидовал родителям, имеющих таких разумных детей, и положил трубку с чувством глубокого удовлетворения — на этом фронте все было в порядке. Теперь нужен был «шапира».

Таковой в поле моего зрения был только один — Ведецкий Александр Алексеевич, но это был лучший стряпчий, с которым лично меня сводила жизнь. Он не был «звездой» московского адвокатского небосклона, однако имел собственную контору, правда, настолько небольшую, насколько это в принципе возможно — он сам, помощница Катя (он, смеясь, называл ее «старшая» или «любимая» помощница) и секретарша Женя, она же помощница «младшая». С этой невеликой командой адвокат Ведецкий обслуживал весьма узкий круг доверителей, и к расширению этого круга не стремился. Наверное, потому, что и это количество обеспечивало Александру Алексеевичу весьма приличный уровень доходов, — зимой он ездил на Audi Q7 в топовой комплектации, летом по Москве предпочитал передвигаться на винтажном Харлей-Дэвидсоне (стоимостью едва ли не дороже Audi), на руке носил, меняя, Maurice Lacroix, Rado и Hublot. Одевался адвокат всегда очень недешево и стильно, а его цвета «перец с солью» волосы и усы a-la Фредди Меркьюри всегда были словно только из-под ножниц дорогого стилиста. Из скупых и редких упоминаний о своих доверителях выходило, что люди это калибром — не мне чета, могли бы себе позволить услуги любой «звезды» класса Резника или Падвы, но годами работали с Ведецким. Не потому ли, что Александр Алексеевич любил говаривать, что выигрывать все невозможно, но уж если он берется утверждать, что выиграет то или иное дело, то это случается с вероятностью 99 из 100 — один процент он оставлял на ситуацию, когда судья «взял» от обеих сторон, и оппоненты дали больше. «Кстати, это и есть апофеоз «соревновательности» судебного процесса в современной России!» — смеялся он, при этом его всегда прищуренные глаза оставались холодными и внимательными.