— Так вот, Аркадий Андреевич, — внезапно посерьезнев, продолжил Аббас. — Согласитесь, что раз нет возможности достичь идеала, то важно, по каким критериям предмет выбора будет максимально близок к идеалу, так?

Да, в логике и в умении предмет своих логических умопостроений преподнести этому малому было не отказать, и я кивнул.

— Вы говорили, что брали на работу людей, который, как я понял, на основании собеседования казались вам гораздо больше соответствующими нужным критериям, чем я, так? — продолжил он, и я снова кивнул.

— Но в результате дело они все равно завалили, и разве не значит, что их опыт в высококачественно отделке квартир, который у них был, не дает им по сравнению со мной, такого опыта совершенно не имеющего, никакого реального преимущества?

Спорить было трудно, и я снова кивнул.

— Правда, на основании вашего согласия с этой последней моей сентенцией человек пристрастный мог бы сделать вывод, что любой, скажем, врач или переводчик с суахили имеет потенциально не меньше шансов продвинуться в вашем ремесле, чем я, верно? — хитро щуря глаза, продолжил излагать Аббас. — Но, согласитесь, просидев пять лет в строительном управлении и даже несколько раз побывав на стройплощадке, я все-таки знаю, чем отличается бетон от арматуры, радиатор от конвектора, и что слово «шпаКлевка» не самом деле пишется через букву «т». На этом основании я, думаю, я являюсь более предпочтительным кандидатом, чем врач или переводчик, верно?

Я почувствовал, что перестаю держать нить разговора в руках. Этот парень как-то незаметно и хитро оплел меня кружевом своих разглагольствований, как паук оплетает ничего не подозревающую бабочку своей клейкой паутиной. Нужно было вернуть инициативу.

— Так, позвольте, милейший, — решительно открыл рот я. — Мне кажется, что мы несколько сошли с пути истинного. Я не возьму на работы ни врача, ни переводчика на простом основании, что у них нет диплома о высшем строительном образовании, каковой у сотрудника организации нашего типа быть обязан. Что же касается вас, то, если я правильно понял, вы хотели сказать, что хотя у вас нет опыта ни в ремонте квартир, ни в отделке, ни в архитектуре, ни в дизайне, ни в менеджменте, но ваш опыт в каких-то других смежных областях может оказаться определяющим, верно?

— Точно так, — с радостью подхватил Аббас, от прилива энтузиазма даже приподнявшись слегка со стула. — Трудно было бы выразить мою мысль точнее.

«Подлиза? — мелькнуло у меня в голове. — Да нет, наоборот — тут еще и издевочка — «МОЮ мысль»! Какой опасный человек!»

— И какие же, это, по-вашему, качества? — серьезно спросил я.
–

— Ну, без ложной скромности думаю, что в таких вопросах, как менеджмент и чувство прекрасного со мной трудно тягаться, — кротко потупил взор Аббас Эскеров.

Я аж чуть не поперхнулся собственным языком.

— Вот как?! — воскликнул я. — Да уж, избытком скромности вы точно не страдаете! Где же и когда вы обучались, к примеру, менеджменту, позвольте поинтересоваться?

— Нигде, никогда, — быстро ответил Аббас. — Это врожденное.

Я захохотал, аплодируя, а когда отсмеялся спросил:

— И что, примеры вашего менеджмента привести можете?

— Легко, — отозвался тот. — Если мне не изменяет память, одно из значений английского «to manage» — улаживать. Вы хотели выпроводить меня за дверь полчаса назад, но я все еще здесь, перед вами, улаживаю, так сказать, свои дела. Вот вам пример моего менеджмента. Уверяю, что работая на вас, я сумею не хуже уладить любой вопрос с любым из заказчиков.

Я смотрел на него если не с восхищением, то точно с глубоким интересом.

— Ну, хорошо, а по поводу чувства прекрасного чем докажете?

— Ну, тут совсем все просто, — улыбнулся он. — Вы ведь, разумеется, женаты. Скажите, Арсений Андреевич, ваша супруга — красивая женщина?

— Я считаю, что да, — не чувствуя подвоха, честно ответил я.

— И так ответит любой, у кого жена не Шэрон Стоун и не «Мисс Вселенная» прошлого года, — подхватил Аббас, — то есть, не является официально признанным эталоном женской красоты. Но я предлагаю вам пари.

— Пари? — удивился я. — На такую тему? О чем же?

— Я предлагаю вам пари, что моя жена красивее вашей, — просто ответил Аббас, отхлебывая из чашки давно остывший чай.

Я опешил. Желание выгнать наглеца за дверь снова ущипнуло меня за сердце, но сделать это сейчас было бы еще куда большим поражением, чем полчаса назад. Нужно было переигрывать его в его же игру.

— Позвольте спросить, и кто же будет в битве двух красот арбитром, — поинтересовался я. — Уж не вы ли?

— Конечно, нет, — скромно развел руки Аббас, — Как я могу? Арбитром будет вы.

Я хотел быстро что-то сказать, но так и остался сидеть с открытым ртом, потому что не понимал, как это, и не знал, что по этому поводу спросить.

— Вы хотели спросить, как это? — явно издевательски пришел мне на выручку Аббас, при этом в его голосе не улавливалось ни тени издевки. — Я поясню. Я сейчас кладу на стол фотографию моей жены, и если через минуту вы сами не скажете, что она красивее вашей — заметьте, по вашему мнению! — то я встаю и ухожу. Если же вы признаете первенство моей супруги, то вы признаете, что у меня не только все в порядке с чувством прекрасного, но и что я, не будучи, как вы видите, записным красавцем-сердцеедом, я снова-таки умею с этим прекрасным, так сказать, улаживать дела.