– И только когда твой код взломан, ты можешь объективно оценить происходящее вокруг. Ты обретаешь независимость, свободу. От всего: денег, зависти, боли, даже времени,- вмешался в ее монолог Патош.

Возникла неловкая пауза. Будто, каждый еще раз перематывал в памяти запись услышанного.

– Ребята, под чем вы?- сдерживаясь от смеха, наконец, пробормотал писатель.

Ладно, когда Патош настигал его своими алогичными умозаключениями, к этому писатель уже привык, но еще и девушка. Массовая потеря благоразумия, или такие странные личности притягиваются друг к другу, словно магниты. Но при чем здесь он?..

– Да, под тем же самым, что и ты,- ответ Патоша снова взбудоражил писателя.

Все-таки, они его отравили...

– Что вы мне дали?- чуть повысил он тон.

– Мы,- засмеялась Бэ,- ничего. Ты сам.

– Не понял, - еще больше озадачился писатель.

– На столе, - Патош указал на пустой стакан.

Писатель припомнил, с какой жадностью осушил его, но вкус воды не показался ему тогда странным, хотя в патоке всего произошедшего и происходящего любая странность менее значимого уровня кажется сродни привычной нормы.

– Приятель, я и сам не до конца понял, что это, - похлопав друга по плечу, Патош подошел к столу и, взяв в руки стакан, перевернул его вверх дном.

– Это вещество синтезируют из определенного вида грибов. Кажется, где-то в горах Тибета есть лаборатория, но это абсолютно не имеет никакого значения,- прояснила Бэ.

– Что значит, не имеет, - вспылил писатель, - вы меня отравили, как этот наркотик действует. Я что, умру или стану таким же безумным...

Он хотел сказать "как и вы", но почему-то проглотил последние слова.

– Безумным?!- как человек, тронутый важностью услышанного, как заплативший за это весомую цену, обрушился на него Патош.- А кто определяет степень моего благоразумия? Может, ты? А, не тебя ли в университете все называли чудаком, и это в лицо. А за глаза, знаешь, как они тебя называли за глаза? Полиграф Полиграфыч. Помнишь, как у Булгакова. И уверяю тебя, это не из-за внешнего сходства.

Писатель, конечно, знал. Неоднократно знал, но не придавал значения, старался быть выше, достойнее этого. И даже теперь иногда, когда у него случалось брали интервью, он вспоминал тех своих обидчиков и представлял себя измотанным, но торжествующим тореадором, всаживающим клинок возмездия в самое сердце посрамленного быка, лишь ловя себя на мысли, что нет ничего достойного в терпении.

– Я знаю, что в это сложно поверить и проще всего объяснить все сумасшествием, наркотиками, сном, - начала серьезный разговор Бэ.- Но ведь человек так устроен: ему необходима вера, как кислород. В Бога, в судьбу, в силу, деньги, НЛО, в конце концов, пустая вера в завтрашний день. Так почему не поверить нам?

– О, нет, не такая она и пустая. Ведь завтрашний день обязательно наступит, независимо от моего желания. И даже не важно, увижу я его или нет. А как верить вам? Во что верить вам? В бред, в лишенную всякого смысла фантазию?- горячо парировал слова девушки писатель, а затем, чуть успокоившись, задумчиво добавил.- Хотя, может, поверить в сон.

– Ты не спишь, - вмешался Патош и сильно хлопнул ладонью по его лицу.

Действительно, он не спал. Ибо жгучая резкая боль волной прокатилась от мочки уха до переносицы. Прокатилась и сдетонировала. Внутри прогремело: скопившаяся обида, боль, усталость, гнев. В один миг он подпрыгнул к Патошу и, схватив его за одежду, встряхнул, что было силы. Как пыльный мешок или ковер, в надежде вытряхнуть пыль, дурь или зубы.

– Стойте!- отчаянно заорала перепугавшаяся Бэ.

– Успокойся, тише, тише, друг. Я просто доказывал, что ты не спишь,- чуть побледнев и съежившись, пробормотал растерянный Патош.

Писатель остывая выслушал его и чуть отстранился. Отпустил бедолагу, и тот, влекомый силой страха, отпрыгнул на несколько шагов назад.

– Не хватало нам еще драки. Тем более, в такой момент,- шарила Бэ по карманам в поисках сигарет.

– В какой момент?- успокоившись окончательно, писатель присел на стул.- Я устал, мне нужно вернуться домой.

Бэ, наконец, отыскала сигарету и спешно закурила. Клубы дыма красиво выбегали через ее ноздри, целовали губы и рассеивались в воздухе, словно чарующий аромат, усмиряющий взбунтовавшиеся нервы. Патош мялся на месте. Тоже нервно, куда-то торопливо опаздывая. Затем, словно получив разряд тока, встрепенулся и подбежал к кушетке, захватив с пола кочергу от камина.

– Пожалуй, это единственный способ все проверить, - произнес он и решительно замахнулся найденным оружием. Весь его вид, вся стать выдавали человека, способного совершить поступок. Серьезный, необратимый и примирившийся с последствиями. Видимо, сломать - лучший способ познать.

В тот же момент писатель вспомнил, что все это время в сторожке находились еще две девушки. Тихо, мирно, беззащитно они спали на том же месте и, несмотря на весь шум-гам, царивший вокруг, даже не шевелились. Странно, даже очень. Хотя, на подобные странности не было времени. Он бросился на Патоша и свалил его с ног. За мгновение до того, как шальная кочерга просвистела в воздухе в направлении своей цели. Грязная, кривая и тонкая, она, словно костяная рука самой смерти, лишь всколыхнула прядь волос на голове одной из девушек. И тут уже писатель не удержался. Со всего маха он съездил Патоша по физиономии. Удар пришелся ровно в челюсть. Брызнула слюна или кровь: в подобной ситуации все жидкости выглядят одинаково. Патош протяжно застонал и прилип к полу, лишь только скривившись от боли. Бэ, причитая, бросилась к пострадавшему. "Неужели, она действительно любит этого идиота... хотя, кого же тогда любить? Ведь, идеального любить не за что, а нормальных не существует. Да, и что такое норма, особенно, когда имеешь дело с чувствами?.."