– И чувствовать себя обязанной ему за спасение, сомневаться в том, что венчались они по любви, а не из сострадания?

– Всем женщинам свойственно подвергать сомнениям искренность и природу чувств?

Намек, проскользнувший в этой фразе, благополучно был не замечен и принят за излишнюю мнительность и привычку искать двойное дно там, где его нет.

– Вам это известно лучше, чем мне, Ва… – Катерина запнулась, чуть было не порушив всю конспирацию этим обращением. И осознав, что вновь перестала следить за тем, что говорит. Прервавшись на полуслове, она опустила глаза, выравнивая дыхание. – Простите. Если Вы позволите, я удалюсь – время уже позднее.

Поднявшись из-за стола и усилием воли заставляя себя воздержаться от требующегося по этикету реверанса, княжна перевела взгляд на хозяйку дома. Та, похоже, поняв все без слов, тут же отложила мятое полотенце, коим натирала гранёный стакан, и жестом пригласила гостью следовать за ней. Проследив за покидающей кухоньку барышней, Николай позволил себе едва заметную улыбку. Как ни посмотри, а это напоминало побег.

***

Сон не шел. Катерина уже наизусть прочла три сонета на французском, памятуя о том, что обычно это утомляло ее уже на первом, перебрала мысленно всех ближайших родственников по их полным титулам и заслугам, а глаза все не желали закрыться. Давно не беленный потолок, покрытый паутиной трещин, был изучен до последней пылинки, лай собаки где-то на другом конце деревни разобран по нотам. Казалось, что эта ночь к концу не подойдет никогда. Спина затекла, и безумно хотелось сменить положение тела, но княжна опасалась тем самым создать шум и разбудить устроившуюся за стенкой хозяйку. Промаявшись еще с полчаса (хотя точного времени она бы не назвала, окончательно в нем потерявшись), Катерина всё же осторожно перевернулась на бок и присела на постели. Скрип и шорох показались столь громкими, что перехватило дыхание. Выждав немного, дабы убедиться, что Аглая не проснулась, княжна спустила ноги на пол, тут же вздрогнув от скрипа рассохшихся половиц. Если удастся одеться и незаметно выбраться на улицу, ей несказанно повезет: всё же, коротать бессонную ночь приятнее вне стен душной спальни.

Одеваться в полнейшей темноте (огрызок убывающей луны света почти не давал) оказалось очень увлекательно: настолько, что от корсета пришлось отказаться в силу невозможности затянуть его самостоятельно, да и путаться в юбках тоже не слишком хотелось, поэтому нижняя также была оставлена. Набросив на плечи редингот, Катерина выскользнула из спальни, останавливаясь на каждом шагу. Из-за таких осторожностей дорога стала почти бесконечной, и когда морозный воздух запечатлел свой поцелуй на женском лице, о чем свидетельствовал румянец, княжне почудилось, что она прошла все дворцовые коридоры, а не через маленький крестьянский дом.

– Если Вы каждую ночь выбираетесь на прогулку, кажется, во дворце скоро начнут судачить о появлении призрака императорской любовницы.

Сердце ухнуло куда-то вниз, а в животе образовалась пустота. Оказаться не единственной любительницей ночных вояжей под луной Катерина определенно не ожидала. Впрочем, спустя несколько секунд удалось понять, кому именно принадлежал этот ироничный тон, и возможность обрести пару седых волос в прическе испарилась.

– Жаль, что дворцовые сплетники не в силах придумать призраку личность поинтереснее, чем образ очередной царской фаворитки.

– Слишком многие из них желали бы оказаться на этом месте, вот и видят в каждом женском силуэте то же.

Возразить на это утверждение княжне было нечем – увы, цесаревич очень точно подметил мечты и чаяния основной части придворных дам, даже состоящих в браке. И, пожалуй, это было одним из тех моментов, что Катерина никак не могла понять: ей претила даже сама мысль об измене мужу, клятву которому она давала перед святыми образами. Но даже если и может случиться затмение разума столь сильным чувством к другому мужчине, княжне не верилось, что именно оно посетило почти всех барышень, так или иначе привлеченных ко Двору. Не сердечной привязанностью к Императору были ведомы дамы, желающие стать его фаворитками. Не о любви мечтали. Лишь опровергнуть утверждение о том, что на фрейлинах не женятся цари — ни на что кроме плотских утех они не годны. И потому принципы и нормы, привитые княжне гувернанткой, а позже и наставницей института, шли вразрез с мышлением придворных дам.

– Я рада, что Вам лучше, Ваше Высочество. Однако пальто всё же стоило надеть – Вам нельзя застудить спину, – не решившись продолжать столь опасную тему, но и чувствуя себя неуютно в молчании, княжна обратила внимание на то, что Николай и вправду уже намного свободнее движется, нежели днем. По всей видимости, спина перестала его беспокоить, и это вправду не могло не радовать.

– Вы слишком переживаете за других и забываете о себе, Катрин.

Нахмурившись в ответ на столь непонятную фразу, Катерина приняла предложенный ей локоть и позволила цесаревичу уводить её от дома: она не имела ни малейшего представления о направлении их пути, но безоговорочно доверяла Его Высочеству, даже если и вступала в словесную пикировку, обычно завершающуюся или молчанием, или смехом. Даже когда она ненароком прекращала следить за слетающими с языка фразами.

Блеснувшая под едва уловимым светом луны затянутая льдом водная гладь воскресила недавние образы, нарисованные богатым воображением во время рассказа Аглаи: озеро, которое различалось лишь потому, что тьма еще не полностью поглотила эту ночь, вызывало легкую дрожь по телу, и отнюдь не от холода. Непроизвольно усилив хватку, тем самым ища защиты от подсознательных страхов и показывая, сколь сильно затронула её та история, княжна замедлила шаг. Николай, от внимания которого не укрылось настроение спутницы, осторожно накрыл ладонью свободной руки женские пальчики, лежащие на его руке.

– Боитесь призраков, княжна? — он нарочно желал раззадорить Катерину – в этом было куда больше смысла, нежели в глупых словах успокоения. – Вы казались мне более бесстрашной, когда рвались в одиночку в Петропавловку и на аудиенцию к Императору.

Вспыхнув, Катерина чуть было не созналась, что в те моменты совершенно не думала, а действовала на эмоциях и страхе за жизнь близкого человека. Но догадываясь о том, какой будет следующая колкость цесаревича, вовремя сдержалась.

– Всего лишь не желала бы ненароком намочить ноги – не лето, да и сменной обуви нет.