***

Российская Империя, Санкт-Петербург, Михайловский дворец, год 1863, декабрь, 27.

Доверенное лицо баронессы Аракчеевой не справилось с поручением. Об этом князь Остроженский узнал в обед, когда слуга доставил ему письмо от Варвары Львовны, где та в привычной ей сухой и лаконичной манере поясняла, что затея не увенчалась успехом и отказывала в дальнейших попытках. Отчего старая знакомая оказалась столь категорична - осталось загадкой, но и сам факт неудачи ничуть не обрадовал Бориса Петровича. Скомкав многострадальную бумагу и велев слуге сжечь ее так, чтоб и пепла не осталось, князь распорядился приготовить ему выходной сюртук и заложить к вечеру карету. Похоже, ситуация требовала его личного вмешательства. Памятуя о том, что «четверги» супруги Великого князя после его смерти не упразднялись, хоть и носила Елена Павловна траур уже много лет, Борис Петрович в один из таких вечеров решил лично посетить Михайловский дворец под предлогом вхождения в сей интеллектуальный кружок, что собирала подле себя деятельная княгиня. Надлежало каким-то образом получить возможность совершить личную прогулку по дворцу, раз уж доверить такое дело кому-то оказалось попросту бессмысленной затеей. И ведь сложности-то в том никакой не было.

Царская семья, даже ее побочные ветви, крайне беспечно относилась к вопросу собственной безопасности, как смог выяснить князь Остроженский: что сам Император, путешествующий без охраны, что Наследник Престола, явно взявший с него пример. Императрица, столько раз увещевавшая сына брать с собой хотя бы несколько жандармов, сама порой наносила визиты лишь в сопровождении статс-дамы и особо приближенных фрейлин. А в Михайловском дворце, если не брать во внимание охрану внешнюю, внутри присутствовали лишь лакеи - уж точно не грубая сила, способная обезвредить случайного преступника. Если учесть и то, сколь прост был вход для не представленных ко двору гостей Елены Павловны на этих интеллектуальных вечерах, шансы провернуть любую задумку возрастали во много раз. Борис Петрович вновь и вновь удивлялся такой непредусмотрительности вдовствующей княгини, целуя ей руку в приветствии и краем глаза замечая присутствие некоторых интересных ему персон в гостиной: с полчаса стоило провести здесь, в общей беседе, дабы не вызвать никаких подозрений. Удача явно благоволила ему – среди гостей отсутствовал государь, обычно вместе с супругой наносящий визит своей тетушке, а значит, за ним вряд ли кто станет следить.

Знать бы ему, сколь сильно он заблуждался.

Император действительно в силу своей занятости не имел возможности навестить Великую княгиню, о чем передавал свои искренние сожаления, однако вместо него с Ея Величеством прибыл Наследник Престола, от глаз которого не укрылось знакомое лицо. С князем Остроженским лично он едва ли был знаком, однако рассказы Катерины позволили составить неглубокий портрет, отнюдь не внушающий доверия к этому человеку. В поведении Бориса Петровича с племянницей для него существовало немало вопросов, а если учесть, что и государь высказывал не единожды свои сомнения касаемо этой персоны, просто переметнуть свое внимание на следующего прибывшего гостя Николай не мог. Стараясь не подать виду своей заинтересованности старым князем, цесаревич вернулся к беседе с Милютиным, продолжающим излагать свои измышления о польских крестьянах. Необходимость наделения их землей с взысканием подоходного налога, которую он намеревался на этом вечере обсудить с Императором, в итоге оказалась раскрыта перед его преемником, изначально действительно прибывшим сюда с целью серьезных бесед, но теперь отвлеченным каким-то странным чувством тревоги. Мысли едва ли концентрировались на словах статс-секретаря, и данное тому обещание донести все его предложения до государя, подкрепив их личной рекомендацией, что могла стать решающей, забылось почти сразу же, как только щупленькая фигурка князя Остроженского тенью метнулась прочь из освещенной гостиной. Позволив собеседнику договорить, Николай поблагодарил за уделенное ему время, стараясь, чтобы это не выглядело слишком поспешным прощанием, и откланялся, следуя за объектом своего наблюдения.

Осторожности Борису Петровичу было не занимать – беспрестанно оглядываясь, словно бы ненарочно, он продолжал свою прогулку к главному вестибюлю, из которого большая парадная лестница вела наверх, к покоям хозяев. В силу того, что сейчас и Елена Павловна, и гости ее находились в Белой гостиной, вероятность столкнуться с кем-либо здесь была ничтожно мала. Минуя несколько десятков ступеней и ныряя в полутьму коридора, старый князь силился вспомнить все то, что когда-то ему рассказывала баронесса Аракчеева, допущенная в эту часть дворца: проверять каждую дверь на статус помещения за ней попросту не было времени. Впрочем, это сделать все равно бы пришлось – Варвара Львовна явно не имела на руках планировку верхнего этажа, а ее витиеватые объяснения едва ли подлежали переложению в четкую инструкцию. Посему приходилось действовать по наитию и проверять ряд комнат на соответствие искомой. Кабинет покойного Михаила Павловича был обнаружен лишь спустя полчаса, и, к счастью для старого князя, в том самом крыле, где он и производил свои поиски. Юркнув в образовавшуюся щель и притворив за собой створку темной двери, Борис Петрович сощурился, стараясь хоть немного привыкнуть к отсутствию освещения и разглядеть хоть что-то. Зажигать даже самую малую свечу было бы неразумно – войдет кто, сразу почует запах затушенного пламени. И тогда, как ни таись, а быть ему обнаруженным. Так что выход был один - довольствоваться скупым светом выползшего на небо полумесяца (к превеликой радости, тот грозился перерасти в полноценную луну). Освоившись за несколько минут в непривлекательных условиях настолько, чтобы не натыкаться при каждом шаге на предметы меблировки, князь Остроженский двинулся в сторону письменного стола, поверхность которого была практически пуста – лишь крупная чернильница, несколько книг и какая-то статуэтка: Елена Павловна сохранила все таким, каким оно было при жизни ее покойного супруга.

Ящики стола оказались заперты. Точнее, запертым оказался верхний, а в нижних не хранилось ничего, кроме каких-то бумаг, не представляющих ценности для визитера. Острый взгляд блуждал по помещению, пытаясь понять, чем раскроить проклятое дерево, или что еще могло бы стать тайником для столь важной вещи. Михаил Павлович слыл человеком сердечным, и в том, что он трепетно относился к подобным мелочам, не приходилось сомневаться.

– И что же Вы с таким упоением ищете, любезный? – ровным, бесстрастным голосом осведомился Николай, бесшумно проникая в кабинет.

Свет от небольшого стеклянного фонарика, находящегося в его руках, тут же удлинил тени, придав им жуткие очертания. Вздрогнув, князь Остроженский обернулся к нежеланному гостю: на его неприятном лице промелькнул было испуг, но тут же сменился каким-то наигранным удивлением, когда личность стоящего перед ним человека была идентифицирована. Цесаревич опасности практически не представлял, потому особо беспокоиться не стоило. Если, конечно, юнец не позвал с собой охрану.

– Ваше Императорское Высочество, – старый князь расшаркался, выказывая свое почтение, – какая приятная встреча.

– Увы, не могу сказать того же, – при всей своей мягкости и открытости, Николай умел проявлять сдержанность и даже жесткость, если того требовала ситуация. И с неугодными ему любезничать бы не стал. – Что Вы здесь делаете?

– Так Ее Высочество попросили чернильницу принести, да-с, – с выражением искренней невинности отозвался Борис Петрович, показывая рукой на единственный достойный внимания предмет на столе. Цесаревича такой ответ, судя по его реакции, совершенно не удовлетворил.

– Елена Павловна не отдавала таких распоряжений, тем более Вам: с момента Вашего появления здесь Вы лишь раз, при приветствии, заговаривали с ней.

Стиснув зубы, старый князь постарался придать своему лицу наиболее добродушное выражение. Того, что мальчишка будет следить за каждым его шагом весь вечер, он не ожидал, и сейчас пытался решить, как выпутаться из ситуации с наименьшими потерями. Уйти сейчас – значило отказаться от поисков, ведь вновь сюда его уже точно не пустят: наверняка цесаревич доложит о том, что застал гостя на хозяйской половине.

– Что бы Вы ни искали здесь, милейший, попрошу Вас покинуть кабинет Великого князя, – не оставляя Борису Петровичу выбора, произнес Николай. Холодные синие глаза смотрели непреклонно, и становилось ясно – никакие увещевания здесь уже не помогут.