— Постарайся с дороги не сходить, — уклоняясь от покрытых росой веток, поучал Юльку Мастер. — Не знаю почему, но Белая дорога — самое безопасное место в Витасофии. И запомни: не верь обещаниям, подобным Мефистофельским. Комната перекрестков — единственная дверь в Витасофии, ведущая на Землю.

Вот и дорога.

— Иди, девочка! Пусть будет с тобой удача! — улыбнувшись, подтолкнул Юльку Мастер. — Иди и не оглядывайся. Позади нет жизни, она всегда впереди.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дорога, дорога… Юлька шла по белым кирпичам, и ей казалось, что они знают о ее существовании и подбадривают: «Не бойся: пока мы с тобой — никто тебя не обидит». Вспомнились строчки из «Приморского сонета» Анны Ахматовой[17]: «И кажется такой нетрудной, белея в чаще изумрудной, дорога не скажу куда…», и Юлька повторяла их, думая о том, что добрых людей больше, чем злых, — и это дает цивилизации шанс на продолжение.

«Если подумать, ничего опасного в моем походе нет, — рассуждала Юлька. — Как в математической задаче: из пункта А донести С в пункт В».

Дорога сделала поворот, и Юлька с удивлением увидела стоявшего посередине дороги старика с бритой головой, с остервенением бившего клюкой по одному из кирпичей. Увидев Юльку, старик смутился:

— Извините, барышня! Вспомнил, как этот — старик показал клюкой на кирпич — трижды увольнял меня с Харьковского Коллегиума, и озлобился.

— А что: это не просто кирпичи? — с некоторой осторожностью приближаясь к старику, спросила Юлька.

— Каждый кирпич сделан из души умершего человека, мыслившего неумело или ошибочно, но все-таки мыслившего. Этому когда-то не давала покоя моя идея о том, что мироздание состоит из трех миров: вселенной, человека и соединяющих их священных текстов.

— Понятно! — сказала Юлька, с уважением посмотрев на кирпичи и молча попросив прощение за то, что на них наступает. — И многие вас обидели?

— К сожалению… Несколько веков живу в Витасофии, а сердце еще там, в клейкой стихийности земного мира. Куда путь держите?

— В Комнату перекрестков, — решив, что старик не опасен, честно ответила Юлька.

— Знаю это сооружение, — кивнул головой старик. — Неподалеку от города Капитолия находится, где живут мудрецы Древнего Рима. Бывал там не раз, общаясь со своими друзьями — Цицероном[18], Сенекой[19] и Марком Аврелием[20].

Но идти туда далековато, да и места опасные. Не страшно?

— Страшно, — созналась Юлька.

— Понимаю, — старик внимательно посмотрел на девушку. — Что ж: не горит сено, не касаясь огня. Не бойтесь: не все то яд, что неприятно на вкус. Меня, кстати, Григорием Сковородой[21] зовут. Слышала обо мне?

— «Нужность не трудна, трудность не нужна» — ваше? — припомнила Юлька.

— Мое. — Обрадовался старик. — Бог создал мир так, что все, что нужно, не очень сложно, а все, что сложно — не очень нужно. Доброго пути, барышня!

— И вам того же! — поклонилась Юлька. — Пусть не догонят вас ваши обиды!

— Мир ловил меня, но не поймал, — подмигнул Сковорода. — То же самое будет и в Витасофии.

И они распрощались.

Шагая по дороге, Юлька поймала себя на том, что ей нравится ее приключение. Знакомство с интересными людьми, красота чередующихся пейзажей, безмятежность голубого неба наполняли душу восторгом, перед которым поблекли опасения возможных происков Мефистофеля.

«Пусть сунется: я так завизжу, что все философы сбегутся! — думая о Мефистофеле, расхрабрилась Юлька. — Или пожалуюсь пушкинскому Балде, чтобы тот по лбу его щелкнул!»

От этих мыслей Юлька повеселела: тем неожиданнее было увидеть стоявшие в стороне от дороги три виселицы, возле которых прохаживался, что-то бормоча, пожилой мужчина: его подбородок был поражен какой-то болезнью. Подойдя ближе, Юлька расслышала слова, произносимые мужчиной: «Свободные ассоциации… Психоанализ… Либидо… Толкование сновидений… Символы…».

Уяснив, что мужчина не обращает на нее внимания, Юлька собиралась пройти мимо, — но любопытство оказалось сильнее.

— Извините, что тревожу ваше беспокойство, — обратилась Юлька к мужчине. — Вы не скажете, зачем эти виселицы?

— Они вытесняют из моего бессознательного тягу к смерти, — объяснил мужчина, продолжая метаться вдоль виселиц. — Знание того, что в любой момент я могу совершить переход к неживой материи, помогает обрести спокойствие и примиряет с необходимостью жить.

— Для чего так много виселиц?

— Во-первых, увеличивает сумму спокойствия. Во-вторых, позволяет надеяться, что я могу умереть в приятной компании. Вы, кстати, не хотите стать ее участником? Я, как даме, лучшую виселицу выделю. И веревку лично намылю.