Шрифт:
Видя такое дело, Васель пожалел о невозможности поселиться у тестя.
— Коли б можно было — чтоб и с тобой, и у родителей жить... — высказала его мысль Меланья.
Васель вздохнул.
— Хорошо бы, да, боюсь, не поймут.
День пролетел незаметно. Молодым людям столь не хотелось возвращаться на хутор, что и ночевать остались.
Если совсем по правде, Меланье моментами жутко хотелось поделиться своей бедой с матерью, самым близким ей человеком. Но открыться мешало странное чувство: будто очи свекровины и тут наблюдали за ней.
Когда супруги отправились домой, то приказали вознице не гнать лошадей. Таким образом, у молодой четы выдалась возможность поговорить, что при быстрой езде, учитывая надобность перекрикивать бьющий в лицо ветер, было не шибко удобным делом.
— Васель, — начала Меланья, — в этом году ты по купеческим делам часто отлучаться будешь?
— Посмотрим. На ярмарках надо бывать, ибо денежно...
— А меня будешь с собою брать?
— С радостью, сердце! Скажу тебе вот что: трудно даже представить мне расставание... Как вот нам разлучиться по доброй воле?.. Я ж ничего не выторгую, еще сам за свой товар заплачу, о тебе каждую печину думая.
— Хочу, не хочу, а придется тебя сопровождать, не то наторгуешься так, что без рубашки возвратишься, — сварливым голосом произнесла молодка, и оба засмеялись.
— На днях грядет зимняя Бжосковская ярмарка, как раз поедем.
— Надолго?
— Дней на двенадцать — самое большее.
— И то хорошо, — шепнула Меланья.
Мысль о скорой ярмарке крепила ее, но в то же время дни мнились длинными неимоверно. Гелина указывала на каждую мелочь с виду вроде бы безобидными замечаниями, однако Меланья никак не могла ко всему и сим замечаниям в частности притерпеться.
"Видать, не только из-за скучания по родным печалится", — подумалось Васелю, и он стал внимательнее приглядываться к происходящему в доме и обращать больше внимания на разговоры жены и матери. Предположение быстро оправдало себя, но, все же боясь ошибиться, Васель сперва запросил подтверждения у Меланьи:
— Ответь честно, жена: ты из-за матери моей так тиха и грустна?
— Мне тяжело свыкаться с новой жизнью вдали от родных, — уклончиво отвечала молодка.
— Угу... — кивнул муж, и лицо его притом ничего хорошего не предвещало.
Пришедши к матери, Васель спокойно заговорил:
— Заметил я, матушка, что стараешься ты наставить Меланью на путь истинный и воспитать в ней превосходную хозяйку и угодную тебе невестку. Однако попрошу поумерить пыл.
— Сыночек, дорогой, разве я провинилась? — не отрывая глаз от пряжева, ласково-преласково молвила Гелина. — Кто ж научит твою женушку уму-разуму, как не я?
Васель, как порох от искры, вспыхнул.
— Уму-разуму?! — ударив кулаком о стол, воскликнул он. — К Рысковцу таковую науку! Ей и так тяжело на новом месте, ты еще со своими наставлениями! Пуговица, ничтожная пуговица! — оторвется — ты уж тут как тут!.. Матушка, я предупреждаю: не хочешь распрей — меняй отношение.
— Сколь родители любящи, столь дети неблагодарны бывают... Хорошо, раз так. Слова ей не скажу отныне.
Обещание-то Гелина исполнила, научать прекратила. А со взглядами что поделаешь? — Только злее заблестели сине-зеленые очи. Буревестная угнетающая тишина никуда не исчезла, зато теперь Гелина, ежели Васель начинал ворчать, могла разводить руками и с истинно непричастным видом оправдываться:
— Не я виною! Есть повод, нету — молчу, лишний раз рта не открываю.
— А смотришь исподлобья. За что ты невзлюбила ее, матушка?
— Васель, чего тебе надобно от меня? Я чистую доброжелательность проявляю. Ты просил — я исполняю, ничего не говорю ей, если что не так (потом вспомнишь меня, спохватишься, а поздно-то будет!) Чего надобно?
— Чтоб дружба меж вами была — тогда и вы довольны, и я...
Васель вправду мечтал о взаимопонимании между женой и матерью, понимая: не будет оного — и счастья не видать. Увы, то ему лишь снилось.
Вскоре чета отправилась на ярмарку в Бжосков, кой находился в четырех днях пути от столицы. Новый, незнакомый дотоле град и веселье ярмарки не могли не повлиять на Меланью благотворно. Невеликий Бжосков стоял на равнине, мог похвастаться обилием корчм, красивыми мощенными улицами и замком. В то время как мужья вели торги, замерзая у столов и тем больше сдирая с народа, их жены, перезнакомившись друг с дружкой, прогуливались вместе по рядам или, усевшись недалече на бараньих шкурах, травили у костра смешные байки. Некоторые особо домовитые да хозяйственные женщины ворчали на корчмарей, три шкуры спустить готовых, особливо в ярмарочный день, и сами готовили еду, ловко управляясь в непривычных условиях. За некоторых это делали слуги. Наша чета харчевалась в корчме.
После ярмарки не торопившиеся особо супруги посетили семью друга Васеля, потом заехали к Стольнику, и в итоге отсутствовали аккурат двенадцать дней. Свекровь за сие время передумала много чего и решила сделать шаг навстречу невестке, решивши, что коль не будет привечать Меланью, то сын вовсе отобьется от рук, а коль будет — выдастся замечательная оказия для незаметного на него влияния.
Пошли меж невесткой и свекровью затеваемые Гелиной беседы ни о чем, спугнули они грозную тишину. Потихоньку свекровь уговорила Меланью, чтоб дело разговором разбавлять, прясть да шить в одной комнате, а не расходиться, каково ранее бывало, по разным. Мнилось, наступило долгожданное понимание — друг дружке узоры для шитья показывали! Только взгляд у Гелины оставался таким же злым и недобрым — потому невестка не спешила раскрывать душу, ничего о себе не рассказывала, больше внимала, поддакивала да кивала.