— Точно, возможность взять на себя все подозрения, хе-хе... Тут надо действовать тоньше, аккуратнее, да-с... — Второй голос, Лускавцу принадлежащий, приятностью тоже не отличался, был хриплым, противным. Меланье пришлось напрячь слух, ибо следующие слова говорились на порядок тише:

— Его с нетерпением ждут на второй же развилке, якобы разбойники. Около трехсот человек в засаде, у него нет шансов.

...Разорвавшийся шнурок запутался в ветвях, а окровавленный плетеный крест раскачивает ветер...

Меланья зажала рот, чтобы не завопить, имедленно двинулась к лестнице в десяти шагах, вжимаясь спиной в стену. Потребовалось все самообладание, чтобы не обернуться и не убежать стремглав, ибо тогда сомнений насчет того, подслушивала она или просто случайно оказалась рядом, не осталось бы.

Но вот стукнула, закрываясь, дверь, за коей скрылись шедшие, и Меланья тогда что было духу рванула в противоположную сторону.

Писарский покой, испуганное лицо служанки, карта над каминной — вторая развилка на извилистой йошиной дороге печин через семь, если рысью с остановкой... Мгновенное промедление, решившее все... Скорее!!!

Ворвавшись в конюшню, Меланья вырвала повод из рук смутно знакомого пана, птицей вспорхнула в седло и лихо стегнула чужого коня по крупу. Жеребец с ходу сорвался в галоп, хозяина потоком воздуха отшвырнуло на стог сена, откуда ему только и оставалось, что ошеломленно потрясти головой.

А вдова уж успела промчаться между смыкавшихся створок восточных ворот и кануть в сумерки полей, прежде чем караульные дружно высунулись поглядеть вслед.

Оставалось не более двух печин для того, чтобы нагнать отряд и упредить Зоека.

***

Дикий галоп словно обезумевшего жеребца, волчий вой в сгущающейся темноте по богам дороги, неуемный ужас — не успевает!.. Первая развилка, никуда не сворачивать... Скорее, скорее, в погоне за временем, не щадя коня!

Она остановилась только раз, спросить у чинившего каретное колесо слуги, не разминулись ли они с небольшим отрядом в полсотни человек?

— Разминулись незадолго до вас, сударыня, рысью они шли.

И заморенный конь, роняя хлопья пены со взмыленных боков, вновь сорвался в галоп. Иной давно пал бы, но этот был молодым, породистым, отдохнувшим и нес на себе сравнительно легкого седока, так что держался, временами сменяя галоп на быстроходную рысь.

Вскоре среди темных ветвей впереди мелькнуло с пяток огненных язычков, послышался смутный мужской говор.

— Стойте!!! — что есть мочи завопила Меланья, колодежку спустя настигая последнюю четверку в колонне верховых и направляя коня к обочине, дабы быстрей достигнуть командира. — Стойте, Бога ради!!! Да стойте же!

В изнеможении она склонилась к гриве, и один из солдат, углядевши за спиной мужским манером одетой женщины длинную змею косы, удивленно присвистнул:

— Да это, кажись, баба!

— О Виляс! Меланья!!! — вскричал ошеломленный Зоек, выехав вперед, сдвигая в удивлении брови. — Что...

— У второй развилки... засада... триста человек.

— Что ты говоришь? Ведь вот она, развил...

Его слова заглушил ор выскочивших из придорожных кустов "татей", кои, видимо, рассудили, что раз отряд упрежден, то нечего тянуть с нападением. Зоековы солдаты тоже подбодрили себя, и у Меланьи заложило уши от грозных кличей и лошадиного ржания. Оказавшись едва ли не в центре сечи, она чудом избежала ранения в первую колодежку. Повинуясь властному крику Зоека, солдаты по возможности оберегали ее, однако в пылу боя и с виду на то, что жеребец ее не стоял на месте, это было делом отнюдь не легким. По-настоящему обезумев от запаха крови, конь под Меланьей метался, брыкался и буйствовал, не слушаясь повода, — да ежели бы и слушался, вывести его на дорогу не представлялось никакой возможности.

Увы, разглядеть в ней женщину удалось не только своим. Один из "разбойников", косою прельстившись, улучил момент, когда жеребец относительно утихомирился, и перетащил вдову к себе на седло, а затем, железной хваткой прижав Меланью к себе, прорубился к дороге и исчез в лесу. Несколько солдат, Зоек в их числе, бросились было в погоню, однако превосходящие численностью враги плотнее сомкнули ряды, и бой закипел с утроенной силой.

***

— Не визжи, не то язык отрежу! — достаточно угрожающе, дабы заставить ее замолчать, пригрозил укравший. Меланья задергалась в поистине медвежьих объятиях, пытаясь высвободить хотя бы одну руку. "Разбойник" мчал в непроницаемый лесной мрак только ему одному видной стежкой.

Не иначе как чудом молодая женщина сумела кончиками пальцев выдернуть из его поясных ножен короткий нож, тут же без раздумий воткнутый владельцу в живот. Лес огласился ругательством, а она, рванувшись, кубарем покатилась по мхам. Когда же нашла в себе силы поднять голову, увидела коня, пересекающего залитую светом поляну. Всадник лежал на его шее, держась в седле за счет продетых в стремена ног; определить, мертв он или без сознания, было невозможно.

Меланья еще некоторое время лежала, осторожно проверяя тело на наличие повреждений. Таковых, как и признаков боли, с ходу не обнаружилось, но молодая женщина не спешила обнадеживать себя в целостности, ибо ощущения вполне мог притупить накативший ужас. Рядом с "разбойником" и то не было так страшно, как одной в незнакомом, полном, возможно, нечистых тварей лесу, да еще и в то время, когда Зоек не на жизнь, а на смерть сражался с вдвое превосходящим противником.