– Какая несуразная смерть для такого отважного легендарного героя!
– воскликнул вспотевший от напряжения Паралличини, - Быть сбитым и обстреленным какими - то 'зареченскими козлами'!

Бледный Кро тер виски. Рокки и Рези, обнявшись, плакали.

– Разве важно, от чего умереть? Главное - как умереть, - с трудом произнес профессор, склонив седую голову в глубокой печали.

– Да, - откликнулся, придя в себя, Кро, - в смерти два страшных момента: неподготовленность к ней и боль близких.

– Так вот, - как ни в чем не бывало, зевая, продолжала Фуксия, - сняла девчонка с себя эту чудную одежду, положила им в могилку вместо подушки, столкнули мы их вниз потихоньку, без слез на них нельзя было смотреть, они буд-то спали и обнимали друг друга! Сверху мы забросали их цветами, много там росло жарков оранжевых! Взяли лопаты, закидали могилку, подравняли, я, было, хотела поголосить маленько, а девочка мне и говорит: 'Не реви, смерти нет!' Во, какая! Напротив меня старик один жил, охотник, объяснил он ей тайгу, вместе на охоту ходить стали. Так и появилась у нас кормилица. Как помирать пришло время старику, завещал он ей свою высокую избу.

– Можно нам завтра сходить на могилу?
– еле слышно спросила Мушка.

– Ии, могилка где - не знаю, - отвечала уж совсем сонная хозяйка, - в тот же день, как мы их схоронили, какой ураганище налетел! Все деревья вокруг повалило! Мы дня через два пошли посмотреть, да не нашли могилку - то!

Хозяйка убрала посуду и улеглась на широкой скамейке, укрывшись большой вязанной шалью и подложив под голову мешок с овечьей шерстью. Гости расположились на полу на тюфяках с сеном. Пышка не спал, он сидел и покачивался в такт своему горю, и смотрел на квадрат небольшого окна. Рядом повздыхали, поворочались друзья, и запохрапывал уставший профессор, следом за ним Кро и Паралличини начали выводить носами рулады, на скамейке посапывала Фуксия, а на печи - ее дети. Пыш сидел и гладил Мушкину голову с мокрыми от слез волосами. Весь мир погрузился в сон. Пыш почувствовал, что в его душе образовалась дыра, величиной со Вселенную. Он на миг отключался и снова смотрел на окно, там, через дорогу, спала сладким сном виновница гибели его любимой дочери. Пышка, почему - то, вжился в эту мысль, он даже злорадно думал: 'Жалко, дикие звери не разорвали этого клона!'

Пышу казалось, что какие - то тени припадают к окну, словно в него заглядывали то волки, то медведи, всматривались и улыбались своими звериными улыбками...

Утром, розовым и прохладным, Ровена с Подом и Медуницей пошли в лес за клюквой. Остальные члены команды собрались в уютной высокой избе, где Варвара Никифоровна хлопотала у плиты.

– Девочка думает, что ее родители живы, они, просто, долго отсутствовали, и вот теперь вернулись за ней, но чем - то недовольны в ее поведении, - рассказывала румяная Тетушка, виртуозно переворачивая на сковороде пирожки с заячьей печенью, - Пыш, сын мой, тебе надо быть поласковее с ней, ей здесь было не сладко! У нее дикое сердечко, но золотое!

Молчаливые путники, бледные после горестной ночи в душной избе, умылись в сенях и с удовольствием уселись за стол, приятно сервированный Варварой Никифоровной, разглядывая и лесной мед, и ягоды, уже ударенные первым заморозком, и блестящие грибочки, ароматные груздочки, и горку пирожков на деревянном блюде.

А в это время Медуница и Под разглядывали грозди рябин, на каждой ягодке висела тяжелая капля росы.

– Похоже на водяную бороду!
– воскликнул жизнерадостно Под.

– Нет, это ягоды плачут, не хотят осыпаться!
– отозвалась свежая после сна Медуница, настроенная на лирику.

– Тетя Мед, а почему у тебя нет мужа?
– раздался из - за рябинок девичий голосок Ровены.

– Потому, что я конопатая, костлявая, вредная, хожу в качалку, эмансипированная, 'сержант в юбке' - так прозвали меня коллеги, а студенты меня прозвали 'луженой глоткой'!

– Понятно. А почему у дяди Пода нет жены?

– Потому, что его послали далеко и надолго! А я как его старшая сестра, а я родилась на две минуты раньше, считаю, что их послать нужно еще дальше! Таких богатеньких парасолек - как собак нерезаных!

– Аа... А маманя без меня не уедет?

– Вот уж, сделай одолжение, не называй маму 'маманей', звучит чересчур кондовенько!

– Но у нас все так говорят!

– Это не аргумент, дорогая! Что это за миски и тазики стоят возле огромного камня?!

– Наши девки, у которых не родятся дети, приходят к этому камню и кормят его сырым мясом, а он им, буд - то бы, помогает, но я в это не верю.

– А я верю! Я бы сама его с удовольствием покормила венскими сосисками! Только понять бы, ха-ха-ха, где у него рот! Я, вообще бы, осталась здесь с радостью, только бы вырваться из урбанистской модели развития! Я хочу возглавить движение 'Бросай все и беги в лес!'

Мед в риторическом припадке не заметила большую кочку под ногами, запнулась об нее и чуть не просыпала клюкву из своего туеска. Кочка отвалилась на сторону, из - под нее вывалился клубок маленьких пестрых змей, он зашевелился, готовясь расползтись.

– Ааа!!
– завопила неистово Медуница, прячась за высокую племянницу, которая поспешно ногой опрокинула красную от клюквы кочку на место, прикрыв ею зловещий выводок.

Высокая и красивая, Ровена в лесу себя чувствовала спокойно, как и подобает настоящей лесной охотнице. Она шла впереди в синей вышитой юбочке до колена, неслышно ступая в обутых на босу ногу меховых сапожках, расшитых бусинками. Сильная и гибкая, она казалась частью этого дикого леса. На ремне, сплетённом из нескольких сыромятных шнурков, висели два больших ножа. Ветерок раздувал мех безрукавки из чернобурой лисицы, надетой поверх вязанной кофты из грубой овечьей шерсти. За плечом бесстрашной девушки висело старое большое ружье.