— Просто потому, что людям свойственно забывать.

Ее голос сорвался на хрип, и она стала всхлипывать у меня на груди. Это было похоже на немую истерику, потому что она не рыдала и не кричала. У меня в груди образовалась гигантская дыра, дыхание сбилось.

Как она может говорить такие вещи?

Я молчал, понимая, что эти слова по-настоящему задели меня. Я бы не забыл никогда. Ее глаза. Я множество миллионных тысяч чертовых раз разглядывал их при каждом удобном случае. Я черт возьми видел эти глаза всегда, когда закрывал свои. Каждую долбанную ночь мне снились эти глаза, несмотря на то, что она лежала со мной рядом. Какого черта она могла произнести эти слова? Я бы никогда не забыл этот карий цвет, переливающийся местами с золотым. Это был цвет то ли кофе, то ли молочного шоколада. Я бы никогда не забыл запах Мэри. Даже если бы я начал его забывать, я бы выкупил оптом миллиарды ароматических свечей с запахом ванили, я бы купил долбанную ваниль, духи с этим запахом и освежители для воздуха. Я бы сделал что угодно, но не забыл. Забыть — это отпустить и наплевать. Я никогда бы не сделал этого. Возможно, меня бы назвали безумцем, ведь в какой-то мере это так. Но я буду безумцем, который помнит. А это лучше любого комплимента.

Мэри потянула меня за левую руку, изучая ее. Но когда я понял зачем, уже было поздно, потому что она произнесла:

— Думаю, пора выезжать.

Она сделала это, чтобы посмотреть время на моих часах. Пальцами она потерла глаза и попыталась изобразить улыбку куда-то в пустоту. Мне потребовалось несколько минут, чтобы успокоить свои нервы. Но этого не хватило.

Наверное, у меня уже никогда не получится.

В эти минуты я просто следил за ней. Я следил за тем, как она вытащила билет из сумки, как накинула куртку. Обувь была на ней уже давно, как мне показалось. Она все еще была в моей толстовке, и я не знал, специально ли она едет в ней или нет. Но я промолчал, потому что мне правда хотелось, чтобы, если она и уехала, то в ней. Мэри только хотела взять чемодан за ручку, как я опередил ее и даже не заметил, что уже донес его до входной двери. Я не заметил, как бросил чемодан в багажник и как завел машину. Мне помнился только момент, как я открыл для нее дверь, и Мэри молча села на пассажирское сиденье.

Мы уже ехали по трассе к Хитроу, когда она решила заговорить.

— Прости меня.

Я искоса бросил на нее взгляд, стараясь следить за дорогой.

— Мэри, эт…

— Нет, — она перебила. — Это было ужасно, и я знаю, что сделала тебе больно. Поэтому прости, пожалуйста.

Ее глаза уткнулись в мой профиль, я буквально чувствовал ее взгляд на себе. Но в тот момент я невольно пытался пропустить вперед себя несколько машин, чтоб ехать медленней, и не мог посмотреть на нее в ответ.

— Сейчас уже шесть тридцать, — Мэри смотрела в экран телефона. — Ты мог бы пожалуйста поднажать?

Мне показалось, что мне в висок запустили пулю. Я нажал на тормоз прям посреди трассы так неожиданно, что если бы мы не были пристегнуты, то вылетели бы через лобовое стекло. Автомобили позади нас внезапно загудели, и я мог слышать, как они осыпают меня матами, объезжая нашу машину.

— Что, прости?!

Мне необходимо было прокричаться. Мэри уставилась на меня, как на психа. Хотя вполне вероятно, что я был психически неуравновешен.

— «Мог бы ты поднажать пожалуйста»?! — я процитировал ее нелепую просьбу.

Ей так хотелось поскорей уехать?

— Как… — я взялся за волосы, мне хотелось выдернуть их клочьями. — Как ты можешь говорить эту хрень мне сейчас?!

Во мне бушевала ярость. Хотелось что-нибудь убить. Я просто не мог поверить в то, что услышал. Это было похоже на какой-то глупый страшный сон.

— Сегодня последний день, когда мы вместе. Последний день, — я произнес раздельно два последних слова. — И я, черт вас всех дери, без понятия, когда мы увидимся снова! А ты сейчас гов…

— Хватит! — Мэри подняла голос, перебивая меня опять. — Я не могу не приехать сегодня домой. Это черт возьми невозможно, понимаешь?! Я бы осталась, Гарри, осталась, ты слышишь меня? — она продолжала кричать, и я видел, что она на грани срыва. — Но я не могу, потому что в жизни не всё происходит так, как мы того хотим! И если мы уже решили, что я сегодня уезжаю, то зачем тянуть время? Зачем пытаться исправить неисправное?!

Если у меня было сердце, то оно точно разорвалось на части в тот момент. И как бы чертовски глупо для мужчины это не звучало, это было самой что ни на есть правдивой долбанной правдой.

— Потому что нет ничего неисправного.

— Нет, есть, — голос Мэри стал тише, но точно не спокойней. — Это мы, Гарри.

Слеза скатилась по ее щеке, и она поспешила стереть ее.

— Мы неисправны. Всё это неисправно.

— Это не так, — я пытался противостоять ей. — Мы…

— Жми на газ, — она произнесла это дрожащим голосом и отвернулась к окну.

— Мэри…

— Жми на газ! — ее голос перешел на полу-крик полу-писк, и я оставил попытку что-либо произнести.

Я сделал то, о чем она просила. Я завел машину и поехал так быстро, как привык. Мимо пролетали здания, другие машины, люди. С каждой минутой всего выше перечисленного становилось всё меньше. Они попадались всё реже и реже.

— За что ты так поступаешь со мной?

Слова слетели с моих губ быстрей, чем я успел подумать. И я сразу услышал, как Мэри начала всхлипывать.

— Нет, так не должно было быть, — ее голос сорвался. — Нет.

Она закрыла лицо руками.

— Прости, — Мэри перешла на шепот и хрип, пытаясь сдерживать слезы.

Она пыталась не плакать, а дыра в моей груди увеличивалась. Я начинал ненавидеть себя за свой вопрос.

— Гарри, я не хочу уезжать, — она закрыла рот ладонью так, что я едва разбирал слова. — И я не хочу тебя оставлять. Но никогда не происходит то, чего мы хотим.