– Она беременна? – прямо спрашивает она, и ее взгляд перемещается на Кейт, которая неуютно ерзает на сиденье. – Потому что это идиотская причина, чтобы жениться.

– Она не беременна! – теперь и мой рот раскрывается в шоке.

Мама смотрит на меня, прищурив глаза, и я вижу, что она не верит. Наконец она приканчивает свою выпивку и качает головой.

– Не имеет значения, – твердо говорит она. – Этого не будет.

Она поворачивается и выходит из столовой в гостиную. Папа идет прямо за ней, а я сижу еще несколько секунд, прежде чем тоже вскочить. Я жестом показываю Кейт идти за мной, и мы выходим в соседнюю комнату, где папа стоит, схватившись за голову, а мама сидит, опустив голову в пламя.

– Ты сейчас же должна сюда придти, – приказывает она, и мне не нужно раздумывать, с кем она говорит, потому что спустя несколько секунд появляется тетя Гермиона.

Она выглядит растерянной и немного усталой. Она оглядывает нас всех, а потом снова вопросительно смотрит на маму.

– Ты знаешь, что выкинул твой крестник? – ядовито спрашивает мама, и слово «крестник» звучит как какое-то ругательство.

Тетя оглядывается на меня, и теперь она выглядит еще более обескураженной. Черт, даже я обескуражен. Не знаю, зачем мама заставила ее прийти, но, раз уж она здесь, я могу ответить на незаданный вопрос. Я смотрю на Кейт, потом опять на тетю.

– Мы поженились, – говорю я, задаваясь вопросом, а не последует ли за этим еще один взрыв.

Но тетя Гермиона просто смотрит на меня, некоторое время ничего не говорит, а потом ее бровь немного кривится.

– О, – говорит она, и это звучит очень рассеянно и потерянно. – Поздравляю… – звучит это так, будто она хотела бы, чтобы это выглядело искренне, но я не буду лгать и притворяться, что это не выглядело вымученно и слабо.

Но все же я выдавливаю наполовину благодарное:

– Спасибо.

Мама же просто взбешена.

– Не поздравляй их! – резко выкрикивает она.

Тетя Гермиона приподнимает брови:

– Почему нет?

– Ты поздравляешь их глупость!

Не могу поверить, что это происходит. Кейт выглядит просто убитой, я чувствую себя убитым. Это совершенно не то впечатление, какое бы мне хотелось, чтобы на нее произвела моя семья.

– Джинни… – пытается что-то сказать папа, но мама совершенно не дает ему этой возможности. Вместо этого она обращается к тете.

– Не имеет значения. Они поженились в Греции. Это даже незаконно, – она говорит это, как само собой разумеющееся, но мы все просто смотрим друг на друга. И тетя Гермиона отвечает ей:

– Это не значит, что это незаконно.

Мама просто незаинтересованно пожимает плечами, как будто ей совершенно плевать.

– Это не имеет здесь силы, пока твое министерство это не заверит, – едко говорит она. – И этого не будет.

– Почему?

– Потому что ты это запретишь! – раздраженно говорит мама. – Серьезно, ты же не можешь думать, что это хорошая идея! Они слишком молоды!

Но тетя Гермиона выглядит несколько растерянной и раздраженной. Представляю, насколько ей не нравится, что мама вытащила ее сюда в такой момент.

– Джинни, они взрослые, – спокойно говорит она. – Они могут жениться сколько хотят.

Но мама выглядит уже совершенно безумной.

– Им только по двадцать два! Они недостаточно взрослые, чтобы жениться!

– Тебе было двадцать два, когда ты вышла замуж.

И вот и оно.

Слова висят в воздухе, и на долгие, тяжелые секунды повисает тишина. Я рад, что тетя Гермиона сказала это раньше меня. Эта мысль несколько раз пробегала у меня в голове, но я предпочитал держать ее при себе. Каким-то образом (и, как оказывается, правильно), я полагал, что это будет не самым безопасным заявлением.

Мама в шоке смотрит на нее, а потом качает головой.

– Верно. И ты видишь, что из этого вышло, – горько говорит она.

Не думаю, что кто-нибудь ожидал такой реакции, а папа выглядит так, будто ему дали пощечину. Должен признаться, это было довольно грубо… Но маме, кажется, наплевать, что она только что оскорбила своего мужа и свой брак на глазах у других. Она не останавливается на этом, а начинает оскорблять и меня.

– Знаешь, что случается, когда заводишь ребенка в двадцать два? – спрашивает она. – Вырастает вот это!

Она резко машет рукой в мою сторону, и я в шоке стою с раскрытым ртом пару секунд, прежде чем воскликнуть:

– Она не беременна! – как раз в ту же секунду, когда впервые заговаривает Кейт:

– Я не беременна!

Но маме и на это наплевать. Она просто продолжает вопить.

– Вы слишком молоды!

У нас у всех есть темные, мрачные тайны. У некоторых они страшнее, чем у других, но никто никогда не признается в них.

Мрачный, темный секрет моей мамы?

Она втайне винит меня в том, что я разрушил ее жизнь.