Разрушил ли я ее жизнь? Не знаю. Это относительно. Я имею в виду, я разрушил жизни многих женщин, так что, возможно, это просто у меня такой прирожденный талант. Умение от рождения, нет, даже от зачатия. В любом случае, это правда.

Вот видите, моя мать винит меня в потере всего того, что она могла бы получить, но не получила. Когда ей было двадцать два, она была профессиональным игроком в квиддич, как и я. Разница лишь в том, что она забеременела и была вынуждена уйти, в то время как мои шансы забеременеть равны нулю на миллион процентов. Но, вот понимаете, одна ошибка – и вот она переходит от красивой и успешной карьеры игрока, которую она так любила, к планированию внезапной свадьбы до того, как мир узнает, что она беременна внебрачным ребенком.

Но это же не моя вина, ведь так? Я имею в виду, я не просил, чтобы меня рожали. Я не имею к этому отношения. И мама это знает, вот почему это темная, мрачная тайна, о которой никто не говорит. Но от этого не лучше.

Тетя Гермиона, кажется, поняла, к чему все это ведет, и ей достает здравого смысла понять, что мама сейчас окончательно сорвется и скажет что-то такое, что никогда не сможет взять назад. Так что она вмешивается и решает увести разговор в другую сторону.

– Принесите завтра свидетельство о браке, – спокойно говорит она мне с Кейт. – Мы все устроим.

Мама близка к истерике, и она выходит из чертова тупика:

– Что бы ты сделала, если бы это была Роуз? – злобно спрашивает она, расстреливая тетю таким взглядом, будто это она сейчас сбежала и вышла замуж.

Но тетя Гермиона сохраняет спокойствие.

– Я была бы за нее счастлива.

Мама фыркает и закатывает глаза.

– О нет, не была бы, – усмехается она. – Ты была бы счастлива, если бы твоя дочь заявилась и сказала, что замужем?

– Да. Она влюблена. Если она счастлива, то и я буду счастлива.

Моя мать пьяна. Она, наверное, выпила уже четыре рюмки, с тех пор как начался ужин, и сейчас это начинает проявляться.

– Твоя дочь собирается стать Малфой!

Я не настолько туп, чтобы делать вид, что тут ничего особенного нет. На самом деле я хорошо помню каждую секунду того момента, когда все узнали, что наша дорогая милая Роуз встречается с сыном Врага Общества Номер Один. Это было не мило (забавно, но не мило). Плевать, сколько бы все ни говорили, насколько Скорпиус другой, фамилию его ничто изменить не может. И это слишком большая помеха, чтобы просто пройти мимо.

Но тетя Гермиона твердо намерена сохранять спокойствие.

– И что? – спрашивает она, немного приподняв брови.

И мама смеется снова злобным, жестоким смехом.

– О, да ты спятишь, когда это случится, и ты, на хрен, знаешь это, – выплевывает она.

– Ты не знаешь Скорпиуса, – говорит тетя Гермиона, ее голос одновременно зловеще спокоен и в то же время резок. Кажется, что она с трудом сохраняет лицо. – Не делай вид, будто ты хоть что-то о нем знаешь.

– Я знаю, что ты не выносишь это, – усмехается мама. – И я знаю, что Рон не мог это вынести, – все в комнате замерли при этом имени. – И я знаю, как тебя убивает то, что ты притворяешься, будто ты с этим смирилась.

– Он любит мою дочь, она любит его. Это все, что имеет значение, – зловещее спокойствие исчезло, и вместо него появилась горькая раздраженность.

– Ага, – снова закатывает глаза мама. – Пока Люциус Малфой до них не доберется.

– Джинни, перестань, – наконец заговаривает папа, и мама поворачивается, чтобы расстрелять его взглядом.

– Не смей указывать мне, что мне делать! – шипит она. Потом она снова поворачивается к тете Гермионе. У меня ощущение, что они совершенно забыли, что мы с Кейт тоже в комнате.

– Знаешь что? Может, я слишком бурно реагирую. Я имею в виду, все мои дети – гребаные идиоты, – (она так же забыла, что я в комнате, или же она просто жестока), – но, по крайней мере, никто из них не настолько туп, чтобы путаться с Малфоями.

У моей тети очень красное лицо, и кажется, что она сейчас сотрет зубы в порошок.

– Не говори так о моей дочери, Джинни, – произносит она со всем самоконтролем, какой только смогла собрать.

Мама перебрасывает волосы через плечо и складывает руки на груди, становясь немного прямее:

– Ну, ты должна признаться, что, какой бы умной эта девчонка ни была, она иногда делает очень тупые вещи.

Вот и все. Тетя Гермиона взрывается, и весь самоконтроль испаряется. Слова, слетающие с ее языка, приправлены горечью и озлобленностью:

– Ну хорошо, давай поговорим о твоей дочери и о том, что она сделала с моим сыном! Или ты забыла?

– Гермиона… – это снова папа, но его во второй раз затыкают.

– Ой, да заткнись, Гарри, – выкрикивает она, лишь на секунду отводя тяжелый взгляд от моей матери.