Мама восприняла это не так плохо, как я думал. Я думал, она будет в ярости, зла и совершенно спятит. Но нет. Она просто сидела там и несколько секунд ничего не говорила, а потом покачала головой:

– Это было очень мило, то, что ты для нее сделал.

А потом она спросила, что я хочу, и я наконец признался, что не хочу продолжать притворяться, что ребенок мой и отвечать за это и все такое. Я не против помогать ей (если смогу), но я не готов быть отцом, особенно не моему ребенку.

Мама поняла и сказала, что со всем разберется. Она довольно хорошо умеет разбираться с таким вот дерьмом. У нее хорошо получается вытаскивать людей из неприятностей (потому что она выросла вместе с папой и дядей Гарри), так что она просто немного подумала и составила план. И план этот включал встречу с родителями Марии.

Я не пошел. Я хотел, потому что думал, что должен увидеть Марию и объяснить ей все. Я пытался написать ей все в письме, но не получалось, чтобы это прозвучало правильно, и я не мог ведь просто написать ей в записке, что разрываю договор, ведь так? Не мог.

Так что я отправил свою мамочку рассказать ей это вместо меня.

Великолепно.

Как оказалось, это прошло лучше, чем я представлял. Мария уже сказала родителям правду, и мама сказала, они вели себя так, словно этого ожидали. Уверен, то, что у мамы важный пост, и то, что мой отец только умер, тоже оказало влияние, но никто из них не был груб по отношению ко мне и все такое. Они просто сказали, что разберутся, и поблагодарили ее за то, что пришла с ними поговорить.

И на этом все, полагаю.

Я имею в виду, конечно, нам все еще придется иметь дело с тем, что все это было вынесено на публику, тем более, что газеты любят выворачивать настоящие истории наизнанку. Но все равно, думаю, мы разберемся с этим, когда до этого дойдет дело. Вы ведь знаете, через несколько месяцев ребенок родится. Ох, нет, я не хочу об этом сейчас думать.

Достаточно проблем с тем, что я возвращаюсь в школу. Прошло две недели, как я уехал, и мне не особенно хочется возвращаться. Конечно, я и так не слишком обожаю учебу, и уж тем более мне не хочется ехать в то место, где все будут меня разглядывать и жалеть. Не говоря уже о Лили и Аманде и всем остальном.

Это просто нечестно, что я наконец рассказал правду, но мне все равно приходится иметь дело со всем этим дерьмом. Аманда меня ненавидит. А почему бы ей и не ненавидеть? Я обвинил ее в чем-то, даже не попытавшись обдумать другие возможные варианты. Я дни проводил, пытаясь придумать, что ей сказать, чтобы хоть немного оправдаться, но ничего в голову не пришло. И еще Лили… Я действительно пытаюсь набраться смелости простить ее, но сейчас мне намного легче ее ненавидеть. Я пытаюсь не делать этого, потому что я знаю, что так не принято в моей семье. Но это трудно, и пока у меня это плохо получается.

Кстати о семье, мама появляется, как раз когда я начинаю волноваться, придет ли она вообще. Мои вещи уже все упакованы, и я сижу у камина.

– Уже уезжаешь?

Я киваю:

– Да, надо пойти в библиотеку и попытаться наверстать пропущенное.

Это вранье. Я точно не пойду в библиотеку. Причина, по которой я еду сейчас, в том, что сейчас в общей гостиной никого нет и все разошлись по своим делам в замке или снаружи. И это значит, что меньше людей будут на меня пялиться, будто я какой-то урод. И конечно же, надо как можно старательнее избегать разглядываний. Но маме этого не нужно знать, потому что это только добавит ей волнений. В конце концов, для нее библиотека всегда хорошее оправдание. Она точно не будет меня от этого удерживать.

– Мне следовало прийти пораньше, – с сожалением говорит она. – Мы могли пообедать.

– Все нормально, – говорю я ей, желая, чтобы она не так сильно волновалась.

– Я могу тебе что-нибудь приготовить, – она встает. – Это недолго.

– Я в порядке, – снова говорю я. А потом еще раз вру. – Я уже поел.

Она хмурится и выглядит взволнованной. На ее лбу морщина в середине лба, какой не было две недели назад. А в остальном она выглядит все так же. Она просто сильно устала, и ее глаза несколько тусклые.

– Ты уверен, что готов вернуться?

Нет, я не уверен. Я не готов вернуться туда, где на меня будут пялиться еще больше, чем раньше. Я не хочу возвращаться и выслушивать неискренние сочувствия и видеть их жалеющие взгляды. Я хотел бы просто сдать ПАУК и покончить с этим. Но я не могу, потому что сейчас нет никаких шансов, что я смогу сдать экзамен. Ну, отлично, всегда же можно помечтать.

– Я в порядке, – заверяю я ее, зная, что ей нужно слышать это так же часто, как и мне, чтобы в это поверить.

Мама кивает и ничего больше не говорит, хотя я вижу, что ей приходиться чуть ли не прикусить для этого язык.

– Будь осторожен, хорошо? – тихо просит она. Она начала говорить это теперь, когда кто-нибудь уходит. Не знаю, осознает ли она сама, что это делает, но я все же ей потакаю:

– Буду.

– И напиши мне, если я тебе понадоблюсь, – продолжает она. – Ты можешь вернуться домой, если захочешь.

Это не правда. Может быть, сейчас она не хочет, чтобы я уходил, но она точно не позволит мне оставить школу, пока я полностью не закончу учебу. Но это хорошее предложение, так что я оставляю все так и просто киваю.