Он снова пожал плечами:

– Плевать. Пусть что-нибудь с этого поимеет.

Я поверить не могла. Он спятил. Должен был спятить.

– Ты сам себя слышишь? – с неверием спросила я. – Ты, наверное, самый эмоционально глухой человек, что топтал планету. Тебя ничего не волнует, так?

– Меня волнует квиддич.

Я закатила глаза.

– Ну конечно, как я могла забыть?

– И меня волновала бы ты, – продолжил он, не запинаясь ни на секунду, – если бы ты не была со мной такой сукой.

– Не смей звать меня сукой, – резко сказала я.

– Я не звал тебя сукой. Я сказал, что ты ведешь себя со мной, как сука. Насколько я знаю, со всеми остальными ты мила.

– Почему ты постоянно пытаешься меня злить или раздражать? – выплюнула я.

– Потому что ты отказываешься признавать то, что перед тобой!

– Да? – я закатила глаза. – И что же это, Джеймс? Говори.

– Ты отказываешься признать это.

– Что «это»?

– Это, – повторил он, проводя рукой между нами.

– Мне больше не шестнадцать, Джеймс, – ответила я. – Я больше не куплюсь на это твое дерьмо. Я больше не стану еще одним номером в твоем долбанном списке. Ты даром тратишь время.

– Значит так?

– Да, так, – я думала, что отлично справилась и как следует за себя постояла. Конечно же, я жутко ошибалась, и спустя секунду Джеймс указал на мою ошибку.

– Значит, это не имеет отношения к тому, что ты выходишь замуж?

Мда. Выхожу замуж. Я забыла (опять) об этой идиотской лжи, что я выдумала. С тех пор как я в Лондоне, я едва вспоминаю о Марке, кроме, конечно, тех случаев, когда глубже и глубже рою себе могилу враньем о сложившейся ситуации.

Я закатила глаза, отчаянно стараясь скрыть свой блеф:

– Конечно это имеет к этому отношение, но я сейчас говорю о тебе.

Джеймс не хочет говорить о себе (наверное, такое случилось впервые в истории мира):

– У тебя не было кольца в квартире, – прямо сказал он. – Я думал, что ты не носишь его только на работе, потому что оно за все цепляется?

Черт. Я быстро подумала:

– Я только вышла из душа, когда ты пришел. Без приглашения, кстати, – не могла не добавить я.

– Твой жених знает, что ты не носишь его кольцо?

– Не твое дело, – резко сказала я, сузив глаза, что, вообще-то, должно было изображать гнев, но, уверена, вышло просто жалко.

И тут он рассмеялся. Он, нахрен, рассмеялся. Мне хотелось выбить из него все дерьмо, но я сдержалась, потому что мне нравится думать, что я выше физического насилия.

– Давай вернемся к тому, на чем мы остановились в Рождество, – у Джеймса совершенно нет чувства такта, так что не знаю, почему я вообще была удивлена его прямотой. Но вместо того, чтобы показать это, я просто скрестила руки на груди и сузила глаза:

– Разве тебя больше не волнует моя добродетель или что-то вроде этого? – с вызовом спросила я.

Но Джеймс лишь пожал плечами:

– Твой жених явно не волнует тебя, почему меня это должно волновать?

И тут я встала и обошла стол, чтобы встать перед ним. Это заставило меня чувствовать, что я контролирую ситуацию, потому что так я была выше него.

– Тебе следует уйти. Если только у тебя нет вопросов о твоем счете, у тебя нет причин здесь находиться.

– Вот так ты всегда, верно? – ухмыльнулся он. – Всегда говоришь мне уйти, хотя в душе просишь меня остаться.

– Я ни о чем тебя не прошу.

И тут все сорвалось.

Он встал, схватил меня и начал зацеловывать до смерти. Это было, как поцелуи на моей кухне, разве что на этот раз в них было больше гнева, отчего все становилось только еще жарче. Я должна была его оттолкнуть и, наверное, дать пощечину или что-то вроде, но я этого не сделала. Потому что я никого кроме себя больше не обманывала, когда говорила, что не хочу этого.

Так что я поцеловала его в ответ.

И следующее, что я помню, ну, на мне не было рубашки, и я лежала спиной на своем столе, а стопка пергаментов неуклюже свалилась с него на пол. И к счастью, кому-то хватило здравого смысла наложить запирающее заклятье на дверь (хотя я до сих пор и не поняла, кто это был). И на этом все. Пути назад после этого уже не было, да и кому это нужно?

И отсюда началась моя дорога прямо в ад.

Джеймс великолепен в постели. Уверена, это никого не удивляет, учитывая, что тренировки способствуют улучшению, а у него тренировок было больше, чем у кого-либо еще в мире. Я же вроде как полностью противоположна в том, что касается количества тренировок. После школы у меня был короткий период, когда я трахалась с разными парнями, большей частью на одну ночь, но обычно я была пьяна, поэтому не то чтобы я много об этом помню. Когда я встретила Марка, эта часть моей жизни закончилась, и дальше у меня было два с половиной года моногамии. И вот что из этого вышло? Наверное, я не должна так уж порицать Джеймса за то, что он такой потаскун. В конце концов, он, наверное, даже значения слова «моногамия» не знает, но все равно счастливее, чем я.