У нее потрясающее тело, которое хочется целовать. Она из тех девушек, которых следует покрывать поцелуями, потому что иначе будет недостаточно. Я немного кусаю ее под ухом и продвигаюсь вниз по шее. И тогда она издает тихий короткий стон, который полностью сводит меня с ума. Я опускаюсь ниже, к ее неоново-желтому бюстгальтеру, который на ней сейчас, и еще ниже, к ее животу. У нее совершенный плоский живот, совершенно естественно плоский и гладкий, без всяких диет и упражнений. Короткие легкие поцелуи, как раз как ей нравится. И это так, ей это нравится. Я знаю, потому что ее руки хватают меня за шею, и она нежно отрывает мою голову от своего тела и возвращает к своим губам.

И тогда она меня целует, нежно и невинно, и мне хочется схватить ее и увезти, и жениться на ней на каком-нибудь частном острове. Ну, может быть, не так радикально, но вы поняли. У ее губ все еще легкий вкус вина, и они двигаются под моими губами совершенно естественным образом, что неудивительно, учитывая, что мы практиковались большую часть своей юности.

Есть это в Кейт. Не то чтобы она просто шикарная девчонка. На свете полно шикарных женщин… Но Кейт, в ней есть что-то большее. Мы друг друга знаем. Мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо еще. И вот почему я знаю, что она не может любить этого французского ублюдка. Он не знает ее так, как я. Она не знает его так, как знает меня. Так что не может быть, чтобы это хоть в половину столько же значило.

И я срываюсь на просьбу.

– Кейти… – шепчу я ее имя ей в губы, и она отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Она выглядит немного ошеломленной, вопросительно приподнимая брови. – Брось его, – я склоняюсь к ней и снова целую ее, медленно и со значением, чтобы она поняла, насколько я серьезен. – Пожалуйста… Брось его и будь со мной…

– Джеймс, – она не может вздохнуть, но я не даю ей закончить. Я просто хочу ее снова поцеловать, и я ее целую. Мои руки скользят по ее спине и шее.

– Ты его не любишь, – тихо говорю я ей, скользя губами по уголку ее рта и вниз по подбородку, как раз туда, где я держу свои руки. – Я знаю, что не любишь… Но я тебя люблю…

– Джеймс… – пытается она, но я снова прерываю ее поцелуем. Я не хочу слышать, как она скажет мне, что я ее не люблю или что я лгу. Я слышал от нее это уже много раз, и я не знаю, сколько еще выдержу.

– Просто брось его, ладно? – тихо прошу я. – Ты тоже это чувствуешь, я знаю.. Мы должны быть вместе, Кейти… – она всегда была беспомощна против этого «Кейти». Она не может удержаться. – Ты и я.

В этот раз она начинает поцелуй, хватает меня и тесно прижимает свои губы к моим. Я чувствую по ее губам, что она тоже знает и понимает это. Она знает, что мы должны быть вместе. Что так всегда должно было быть.

– Я дам тебе все, – обещаю я, но только шепотом, потому что мне едва хватает воздуха на разговор. – Все… Все, что угодно, в мире, что захочешь, все для тебя, – я провожу губами по ее уху. – Просто брось его. Пожалуйста.

– Джеймс, – она тоже шепчет. Она кладет руки мне на плечи и отстраняется, чтобы взглянуть на меня. Она смотрит на меня, и ее взгляд скользит по мне, прежде чем снова вернуться к моим глазам. – Я должна тебе что-то сказать, – она выглядит до смерти напуганной, и на секунду или две я, как идиот, думаю, что она скажет, что тоже любит меня.

Но, конечно, она этого не делает.

Она говорит то, чего я совершенно не ожидаю.

– У меня нет жениха.

После этого повисает тишина, и я просто смотрю на нее. Я не знаю, о чем, нахер, она говорит, и, судя по ее виду, она понятия не имеет, что делать дальше после этого заявления. Наверное, потому, что это самое нелепое, что она когда-либо говорила.

И я просто качаю головой:

– … Не понял?

– Я… – она хмурится и отворачивается. Мне внезапно становится нехорошо. – Я… Мы расстались… – она оборачивается ко мне, и я вижу, что она начинает сожалеть, что вообще открыла рот, потому что я вижу начинающийся испуг в ее беспокойных глазах. – Поэтому я вернулась в Англию… - заканчивает она еще тише, чем начинала.

Когда она вернулась в Англию… Какого хрена? Я в шоке, в прямом смысле в шоке, и, наконец, она просит меня ответить.

– Джеймс, скажи что-нибудь… – я едва слышу ее, но это работает и выбивает меня из шока.

– Все это гребаное время? – неверяще спрашиваю я. – Ты врала мне все это гребаное время?

– Я боялась… – бормочет она.

– Боялась? Чего боялась?

И ее глаза начинают наливаться слезами.

– Тебя, – тихо говорит она. Я просто смотрю на нее, скорее всего, тяжело смотрю. Она ничего не говорит, и тишина давит на нас. Наконец я решаю, что с меня хватит.

– Нахер это, – злобно говорю я и оборачиваюсь, чтобы найти свою палочку и убраться отсюда нахер, но она спрыгивает со стола и хватает меня за руку.

– Джеймс, стой! – я пронзаю ее взглядом, и она выглядит одновременно паникующей и умоляющей. – Просто… - она качает головой, словно старается собраться с мыслями. – Мы можем быть вместе.

Она спятила?

Я смотрю на нее тяжелым взглядом. Добрых две минуты. Я не знаю, чувствовал ли я хоть раз в жизни такой гнев.

– Ты мне врала, – медленно говорю я. Ровным голосом. А потом грубо отдергиваю свою руку. – Гребаная лживая сука!