– Увидим!
– улыбался Константин.

А проницательный наставник предупредил:

– Пане Константине, не проглядите, когда прекрасная пани Тереза поставит на вашу шею свою пяту!

– У меня шея крепкая, выдержу!
– отбился гордый Тополя, подумав по себя, что единственная во всём свете нога, которую он готов сам ставить на свою шею, - ножка его Терезы!

Я рассказал всё это старику. Но так боялся вопроса о судьбе сына Бода, Микиты, что поспешил дальше:

– Из этого Владислава Букавецкого вылепился образцовый брат...
– заметил я.

Седой бортник вздохнул. В это время он явно думал о чём-то другом. Сердечно, по-отечески погладил меня по голове. Я теперь уверен, проницательный старик давно знал о печальной судьбе родного сына. Мои ухищрения оказались напрасны. Но он отпустил свою печаль и отвечал:

– Теперь ты знаешь законы нашего времени. Братья в случае смерти отца принимают опеку над сёстрами. А, возможно, Владислав и Тереза в иной Яви не прошли свой путь до конца. Может, кто-то умер раньше... Даже если это и не так, подумай: и в этой жизни Ладусю было за что благодарить Терезу, она действительно заменила сиротам мать. Это хорошо, когда человек чувствует свой долг, и отдаёт его сам, не дожидаясь, когда судьба заставит это сделать.

– Кармический долг?

– Как?
– не понял Бод. Он не знал этого слова.

– Скажи, люди, по-твоему, проживают только одну жизнь?

– Это ещё почему?
– чародей удивился.
– Почему только одну? А на представление батлейщика что, разрешается сходить только один раз? Приходи, пока не надоест: смотри, радуйся или плачь, учись мудрости!

Я рассмеялся: как понятно и просто сумел сказать старик о таких сложных вещах.

– Чародей, - я произнёс это осторожно, - ты надеешься на новую встречу с Ней?

Бод мелко-мелко, по-стариковски закивал головой, зажмурился, горло моего старика сдавила печаль.

Когда успокоился, ответил изменившимся слабым голосом:

– Теперь думаю, она потому и ушла от меня слишком рано, чтобы был повод встретиться снова, когда-нибудь, на другой дороге...

Бод прикрыл глаза: вдруг вспомнилось, как много лет подряд он возил Анну за реку, в тихие заводи, смотреть лебединые пары.

Зелёной весной речицкие парни катали туда на лодочках девушек.

Анна любила эти долгие прогулки. Сначала стеснялась - развлечение было для юных, но Бод умел её успокоить. Он сказал: "Люди отвернутся и забудут, моя Анна! Радуйся и не думай, что скажут. Я везу тебя, лебедь моя белая, в гости к твоей родне!" - и они опять смеялись и были счастливы... Бод водил Анну и на Белое болото, и они подсматривали, как отбиваются дикие селезени от нахальных молодых 'неженатиков'. Те, не найдя ещё себе пары, кружили вокруг уточки, севшей на гнездо. Уточка сама - вот смех!
– требовательно тыкала клювом, как пальцем, в сторону наглеца, требуя немедленно отогнать его. Если чужих молодых кавалеров плавало вокруг несколько, уточка по очереди указывала на них, сначала выбирая самого назойливого, а её селезню приходилось решительно бросаться на наглеца.

– Мне не придётся отбиваться, как дикому селезню?
– спрашивал Бод.

Анна, склонившись к его плечу, отговаривалась:

– Не уплывай слишком далеко, чтобы не пришлось мне самой клевать обидчиков! ...Всё, всё прошло. Лишь одиночество, предсказанное цыганкой Галлой, оставалось все эти годы со стариком...

– Хочешь пойти в город?
– спросил меня старик.

– Пожалуй, нет, - ответил я. ЭТУ Речицу я знал, как свои пять пальцев.

Всё прочувствованное во время странного сна заполнило моё сознание, словно я прожил жизни за каждого из моих предков.

Марья и Кондрат, Иванька и Марусечка, Козьма и Матрёна, Ян и Танюшка, мещане, купцы, дворяне, люзные, местные и приезжие, люди войны и мира - сколько их всех! Пыльное, смутное прошлое родного города теперь - живое и яркое воспоминание моё. Вместо безликих цифр, вместо сухих строк учебников со средневековыми картами в приложении, я теперь вижу другую историю.

Но дело не только в этом.

Я мелко, постыдно волновался.

Боялся какой-нибудь нелепой случайности, которая помешает моему возвращению. Груз прочувствованного был так велик, что мне просто необходимо было донести его. Куда и кому? Я не знал. Но сделать это нужно непременно. Что и говорить: я хотел вернуться в своё время!

– Не хочешь никуда ходить?
– переспросил старик, - А ведь сегодня молодёжь готовится к купальской ночке.

"О! Сегодняшняя ночь - купальская? Стоит посмотреть на это!" - подумал я и мысленно рассмеялся: "Эх, чародей, ты, никак, опять взялся за своё?!" - потому что ушли куда-то все мои опасения и срахи.

И мы с седым Бодом, позвав большого пса Догоняя, пошли обходить предместьем, чтобы выйти сразу к северному въезду в Речицу.

Через северные ворота проехали телеги, нагруженные деревянным хламом. Парни с утра обошли дворы местичей, собирая всё это добро. Хозяева радостно встречали их, охотно избавлялись от мусора: он сгорит в купальских кострах, а с ним сгорит и всё дурное, что накопилось за год.