Вера считала, что свекор женился, чтобы сын с невесткой не рассчитывали, что после смерти Анны будут здесь хозяевами. В общем, из корыстных, практических побуждений, а не по позыву души. В бескорыстные порывы души свекра невестка не верила, везде подозревала злой умысел.

К тому времени Вера нашла себе денежную работу, работала менеджером по продажам в одной фирме, торгующей молочными продуктами, и скопила ценой невероятных экономий небольшую сумму, внесла ее за строящуюся квартиру в Зеленограде. Теперь она жила надеждой на скорое освобождение из застенок четырехкомнатной квартиры своего мужа, и, уже не думая о возможных осложнения, давала отпор свекру с любовницей. Любовница не приходилась матерью Владимиру, и он за нее не заступался. Расстановка сил в боях изменилась в Верину пользу, да и подруга свекра не очень склочничала, но все же Вера мечтала о самостоятельной жизни, мечтала все девять последних лет, с того самого момента, как поселилась в нашем подъезде.

– Уеду, - говорила она мне, - а Владимир как хочет, хочет, пусть ко мне перебирается, хочет, здесь остается.

Видимо, семейные узы трещали по швам, да первый пыл прошел, а воспоминания о склоках не украшали жизнь обоих супругов.

Но их связывал сынок, который, пока год шел за годом в дыму кухонных баталий, подрос, стал копией, один в один маленьким Вовкой, и так же улыбался светлой чуть приметной мальчишеской улыбкой, встречаясь и здороваясь со мной, как когда-то его отец.

Слова Веры, что она строит квартиру, оказались не пьяным трепом: Вера вскоре уехала, мальчишка некоторое время, до весны, пробыл у деда с отцом, заканчивал школьный год, а потом и сын и отец съехали, не видно их стало.

Андрей же расцвел с новой женщиной, лицо стало расслабленное и молодое, окликает меня на улице весело, и жена оказалась, после того как пасынок с женой съехали, улыбчивой и приветливой женщиной.

***

К продовольственной программе в нашем подъезде отнеслись с большим пониманием. Я уже рассказывала, что Андрей огородил большой участок и выращивал там овощи; глядя на него, Семен тоже завел большой огород. Лида Сидоренко, из четырех комнатной с восьмого, раскопала поменьше, чем мужчины, всего-то три грядки у нее и было, но и петрушка и укроп и кинза, салат и крест салат, все росло у нее. Крест салатом она и меня угощала, целую охапку принесла.

В голодные девяностые Андрей построил сарай и держал в нем кур, а неугомонный Семен развел на балконе кроликов. Как-то приходит ко мне Наталья, бледная вся, дрожит и рассказывает:

– Зина, я в обморок упала. Представляешь? Грохнулась, и все тут. Семен уехал, а детей надо чем-то кормить? Вот я и решила кролика зарубить. Взяла топор, и рубанула им кролика, а он, Зина, как заверещит, совсем как маленький ребенок. И я фьють и с катушек долой. Очнулась, кролик мертвый лежит, у меня все платье в крови...

– Наташа,- говорю,- меня не удивляет, что ты в обморок упала, когда кролика рубила, я бы тоже упала. Меня удивляет, как ты могла подумать, что сможешь это сделать? Ну, как?

– Сама теперь не понимаю, как я могла на это решиться.

Наташа еще посидела у меня, и, отказавшись от чая, спустилась к себе.

Пошла детям кашу варить.

Сидоренко жили на этаж выше, в квартире над Леной, сын и сейчас там живет.

Оба работали в институте, и я их знала, хотя по работе мы не пересекались.

Он заведовал лабораторией, в институте эта высокая должность, и когда Лидия вторыми родами родила двойняшек, Аню и Петю, им предоставили четырехкомнатную квартиру. Близняшки были одного возраста с моим сыном, и ходили год в один детский сад.

Сидоренко был очень маленького роста, смахивал на доброго гномика в светло-зеленой вязаной шапочке. В детстве, которое приходилось на войну, он простудился, тяжело заболел. Была оккупация, ни продуктов, ни медицинской помощи, болезнь, а может недостаток питания и отсутствие витаминов привели к серьезному осложнению: у него перестали расти ноги, хотя все остальные части тела развивались нормально.

Так, во всяком случае, рассказывала мне Лида.

В науку Николай Витальевич пришел необычным путем.

В их Днепропетровский политехнический прибыли представили тогда еще только-только образовывавшегося Новосибирского научного центра. Они выискивали способных студентов, готовых в дальнейшем работать не на производстве, а трудиться на научном поприще.

Им предложили троих: Сидоренко, Петренко и Штерна.

После окончания института они уехали в далекий Новосибирск из теплых краев, защитили там кандидатские диссертации, а потом один за другим перебрались в московский институт красителей: Петренко заведовал отделением, Сидоренко лабораторией, а Штерн перебрался позже, защитил докторскую и работал ведущим научным сотрудником.

Эту романтическую историю я узнаю гораздо позже, когда Штерн вторым браком женится на моей подруге, а сейчас я раскланиваюсь с Сидоренко, и обсуждаю с Лидией проблемы воспитания наших одновозрастных детей.

***

Лето, июль, жара. От раскаленного асфальта поднимается марево разогретого воздуха, плывет к небу, очертания деревьев слегка дрожат.

Дети расчертили классики мелом на асфальте, прыгают в тени дома, рядом с классиками стоит Лида.

На Лиде нарядная белая шляпка, красиво смотрящаяся на ее темных волосах, волной спускающихся до плеч. Я вышла из подъезда, стою рядом, с интересом поглядываю на шляпку.