Шрифт:
Долго она болела, почти два года, две операции перенесла, медленно угасала, а Никита Степанович запил горькую.
Сидит на лестнице, маленький, сморщенный, бутылка рядом пустая валяется, сидит и плачет.
Я день отработала, вечером мимо иду, он меня просит:
– Зина, прошу тебя, глянь, что у меня дома, жива ли Марья, а то я боюсь домой идти, вдруг она уже там мертвая лежит.
Мне и самой страшно и жалко его. Взяла ключ, дверь открыла, вхожу. Мария Ивановна лежит в постели, а вид у нее такой, что и не скажешь, что приговоренная, нормальная, не худая, не измученная, только что лежит посреди белого дня, а здоровая она с утра до вечера трудилась, чистоту и порядок соблюдала, готовила на всю ораву. Лена, правда, помогала.
Я зайду, на пороге постою:
– Как Вы, Мария Ивановна?
– Да вот держусь, - она говорит.- Знаешь, Зина, болей пока никаких нет, только слабость страшная.
– А мой дурак боится, думает, что я уже умерла?
Я киваю головой. Молча киваю. А что тут сказать-то можно? Ничего.
Мне горько смотреть на умирающую, я быстро выхожу, отдаю ключи старику, успокаиваю его, что жена его жива и можно идти домой.
Он не сразу идет, водка в ноги ударила, он и встать не может, но я ему не помогаю, да он и не позволит.
Может быть, от его запоев жена его и ушла раньше срока, а может работа ее погубила. Она на опытном заводе работа, в отделе готовой продукции, а уж какая продукция на химическом заводе, известно. Каждое второе вещество канцероген.
Надышалась, и вот результат.
Я вот сейчас понимаю, как рано она ушла. Моложе была, чем я сейчас. И крепче.
Как-то несет огромную сумку с банками, компоты консервировать, я говорю мужу:
– Помоги соседке донести.
Он потянулся к сумке, да она не дала.
– Что ты, у тебя Леша интеллигент, хлипкий на вид. Вполне может быть, что и не донесет такие сумки. Упадает. Это мы, люди привычные.
Конечно, это со смехом, с подковыркой, но сумки не дала.
И такую вот крепкую женщину, работящую, не скандальную, уверенную в себе болезнь за два года унесла, неожиданно для близких.
Мария Ивановна умерла, я на похороны опоздала, но могилу нашла, постояла у холмика, засыпанного цветами.
Была осень, дул холодный ветер, и я думала о том, что на похоронах в России всегда холодно, такое впечатление, что в теплые денечки никто не умирает. Вечером я зашла на поминки в открытые двери соседской квартиры. Леша пришел позже, как вернулся с работы.
Дед продолжал пить горькую, заливал свое горе, но Лена была не одна, Саша был рядом, помогал и с горем справится, и отца хоть чуть-чуть, да образумить.
Часто сосед до того допивался, что двери открыть не мог, и спал на лестнице.
Первое время мы с мужем жалели старика, ветерана войны, бывшего милиционера, поднимали его с пола, приводили в свою квартиру, или искали у него ключ, открывали двери, а потом устали, привыкли и махнули рукой.
Спит на ступеньках, хорошо ему, ну и пускай спит.
Много лет ключи от нашей квартиры были у соседей.
Замок у нас был захлопывающийся, и чтобы двери не ломать, я запасные ключи Марии Ивановне отдала.
А когда она умерла, Лена ключи мне вернула.
– Знаешь, отец, когда в запое, он из дома все тащит, продает. Всю нашу библиотеку продал. Говорит, когда у меня душа болит и выпить хочется, мне ничего не жалко. Боюсь я, как бы он у тебя чего не спер.
***
Накануне очередного в нашем подъезде пожара, Никита Степанович, неожиданно трезвый, чинил замок во входной двери.
Очень долго возился, старался, я обратила внимание на его трудолюбивое пыхтение, порадовалась, домашними делами начал заниматься, успокоился немного после смерти жены, которая будучи на 12 лет его моложе, сошла в могилу, оставила одного.
Но просветление это было на один день.
На другой он снова был пьяный, ничего не соображал. Бросил незатушеную сигарету в мусорное ведро, где лежали бумаги.
Бумаги загорелись, дым пошел, вонища по всему подъезду.
До меня запах дыма не добрался, а к Лиде, она ж над ними жила, так дымина и повалил. Она испугалась, вызвала пожарных.
Пожарные быстро разобрались, откуда дым несется, собрались у наших дверей, шумят.
Старик на стук откликнулся, а открывать отказался.
Я к тому времени свои двери открыла, наблюдаю, как из-под дверей соседей дым ползет тонкой струйкой.
Один из пожарных приказывает:
– Не открывает, ломай двери.
Тут я вспомнила, как долго старик замок чинил, жалко мне стало его трудов:
– Подождите, - говорю, - может быть, он мне двери откроет, на знакомый голос.
Подошла я вплотную к двери, нос носовым платком прикрыла, чтобы дымом не дышать, начала соседа уговаривать: