*

— Прах к праху, пыль к пыли. Мы собрались здесь, дабы придать земле тело Елизаветы Сорован. Прими Господи ее душу и позволь найти, наконец, долгожданный свет, что она так долго искала. Да ниспошлет ей Бог вечный покой. “Я есмь воскресение и жизнь” — говорит Господь. – “Верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в Меня не умрет во век!”

Голос священника смолк. Даже ропот деревьев замолчал. В могильной тишине бледная Лион, одетая в джинсы, бадлон и куртку угольных цветов, с затянутым на шее шелковым шарфом, с черными, пустыми, стеклянными глазами шагнула вперед и опустила на лакированную крышку гроба желтый, словно солнечный огонь, подсолнух…

*

Похороны закончились. Люди разошлись. Среди них было достаточно тех, кого Лион ни разу не видела. В основном это были старые друзья ее матери, но с ними она была незнакома, а потому и безразлична. Андерсон увел тихо рыдающую Донованн, Лестрейд вообще не нашелся что сказать, растерявшись совершенно. Бьюкенен вместе со Скиллетом, похлопав Скай по плечу и пробормотав кое-как слова утешения, ушли куда-то. А Лион так и осталась подобно скале стоять возле могилы своей матери.

Было довольно прохладно, но дул теплый августовский ветерок, смешанный с запахом кончавшегося лета и уже приближавшейся осени. В далеких голубых небесах сияло мягкое солнце, по необъятному лазурному ковры плыли, сталкиваясь и расходясь, пушистые облака. Где-то вдалеке занудно подвывали сирены, и шумели машины. Там жил город.

Лион стояла неподвижно, плотно прижав одну ногу к другой, по привычке сунув руки в карманы черных джинс, отведя назад плечи и чуть вытянув шею. Она не помнила, сколько провела там времени, весь мир для нее в тот момент будто бы исчез. До тех пор пока девушка не уловила рядом едва слышный вздох. Моргнув, Скай повернула голову и увидела Шерлока.

— Ты что здесь делаешь? – как-то слишком равнодушно спросила она.

— Я был на похоронах, ты разве не помнишь? – искренне удивился тот.

Лион запустила пальцы в смольные кудри, отбрасывая их в сторону.

— Я вообще мало что помню.

Повисло молчание. Шерлок замер всего в паре шагов от детектива, но ему это расстояние казалось сотнями тысяч километров. “Почему он здесь?” Она внезапно поймала себя на этом вопросе, и тут же сама на него ответила: “Дура, он же твой друг, забыла?”.

Шерлок увидел, как задергались ноздри у Лион, губы превратились в единую тонкую линию, пальцы левой руки сжались так, что костяшки стали одного цвета с белыми цветами на могиле. Светло-синие радужки стали менять цвет как испуганные хамелеоны.

— Не надо.

Девушка дернулась и с легким недоумением посмотрела на Шерлока.

— Что?

— Не держи все в себе.

Глаза Лион резко расширились. Она сперва даже не шелохнулась, потом начала рывками втягивать через нос воздух, затем опустила голову и вся затряслась. Беззвучный плач не выходил дальше ее горла, рождаясь там и там же натыкаясь на преграду, на стенку, которую Скай просто не могла позволить себе сломать, и не только из принципа, но и из страха. От безысходности она сильно закусила губу, и по подбородку потекла тоненькая струйка крови.

Разумеется, Шерлок это заметил, не мог не заметить. И ему… Черт, он никогда этого не испытывал… Всю жизнь считая любовь и сострадание абсолютно не нужными и бесполезными человеку эмоциями, которые лишь отравляли разум и делали слабее и уязвимее, он не привык утешать, но однажды все происходит впервые.

Холмс подался вперед и резко, почти грубо прижал Лион к себе.

— Не держи, — тихо повторил он, вспоминая последний совет агента Брюса Джонсона. Его просили быть рядом, поддерживать ее и помогать ей. Ну, собственно говоря, он и пытался сейчас это сделать.

Скай сначала не двигалась, но скоро преграда, не выдержавшая напора чувств, напора той горечи, боли и страданий, которые копились долгие-долгие годы, разрушилась. Девушка вцепилась пальцами в пальто Шерлока и, уткнувшись носом ему в плечо, всхлипнула и разрыдалась, в голос, даже не пытаясь остановиться.

Она никогда не плакала, никогда с тех самых пор, с того памятного августовского дня, навсегда ржавым гвоздем засевшим у нее в сердце. Слишком рано она поняла, насколько жестока жизнь, и эта реальность навсегда изменила ее. Она решила, что показывать свои чувства — значит показывать слабость, способность плакать у нее словно бы отрафировалась, стала малополезной, излишней и никчемной. Куда легче быть рациональной и сдержанной, нежели ударяться в слезы из-за каждого встречного-поперечного.

Но старые раны никогда не давали о себе забыть, острые ножи, затаившись, лежали в глубине души неподвижно, но лишь до определенного момента, пока в жизнь Лион не ворвался гений Шерлок Холмс. Ворвался как ураган, перевернул все вверх дном, с ног на голову, разворошил весь ее мир и на его месте начал создавать новый, и это все при том, что она его об этом не просила! Поначалу ее это бесило, ужасно бесило, хотелось выть, стрелять без перебоя во всех вокруг, лишь бы от нее отстали, но, в конце концов, беспредельно ненормальный, сумасшедший и до одури непоследовательный единственный на всем белом свете консультирующий детектив плотно укоренился в ее сознании и уходить оттуда больше не собирался. Да и она сама уже этого не хотела. Шерлок стал неотъемлемой частью ее самой, тем звеном, соединявшим части длинной цепи; той мишенью, которая всегда стояла перед глазами; тем… Волком, которого она так долго и непрерывно искала среди людей, но не находила.