– А так же, кто и для чего испортил ключ от ларца?
– осмелился дополнить царя Дионисий.

– Скажи, Палак, веришь ли ты в богов?
– спросил в свою очередь Левкон, немного помедлив.

– Что за глупый вопрос?! Конечно, верю!

– А веришь ли ты в существование злых демонов?

– Верю.

– Тогда ты должен признать, что единственное разумное объяснение всего случившегося - это козни злых демонов, решивших поссорить наши народы, что им, к несчастью, и удалось... А ключ они испортили, чтобы наши послы не открыли ларец и не заметили подмену.

Некоторое время Палак глядел на Левкона, изумлённо разинув рот, затем разразился тонким смехом и погрозил ему пальцем:

– Ох, и изворотливый вы, эллины, народ! Из любого положения сумеете выкрутиться!

К визгливому хохоту царя присоединили свои лающие и какающие голоса его советники. Переждав приступ скифского веселья, Левкон предложил на этом вопрос с дарами царю Скилуру считать исчерпанным. Палаку не оставалось ничего другого, как согласиться.

– Жаль, что ваш посол Полимед не объяснил нам этого раньше, - сказал он.
– Тогда бы никакой войны не было.

Иненсимей и Дионисий взглянули на царя чуть ли не с ужасом: неужели он так легко дал обвести себя вокруг пальца хитрому греку?!

Но нет! Когда Левкон сказал, что раз так, то Палак должен выполнить своё обещание и увести своё войско за Бик, тот, печально вздохнув, возразил:

– Если бы ваши послы были ворами, я и мои воины удовлетворились бы их казнью у могилы Скилура. Но раз они оказались не виноваты, я больше не требую их выдачи - пускай себе живут! Но война между нами, пусть и кознями злых духов, произошла! Я не могу теперь просто так уйти и отдать вам землю, политую кровью моих воинов, ведь тогда получится, что они погибли зря. В царствование моего отца наши роды и стада сильно размножились, и им стало тесно в прежних границах. Потому я решил, и все мои вожди меня поддержали, передвинуть границу с Боспором от реки Бик к Длинной стене. Верно я говорю?
– обратился он к своим советникам.

– Верно, верно! Эта земля теперь наша!
– многоголосо подтвердили те.

Когда они умолкли, Левкон сказал, что в таком случае война будет продолжаться, ибо его брат басилевс Перисад ни за что не уступит эти земли.

– Ха! А что он может сделать?!
– воскликнул, ухмыляясь, Палак.
– Пусть только попробует ваше войско высунуться за стены - мы растопчем его копытами наших коней!

– Весной мы привезём из-за моря много прекрасных воинов, настоящих мастеров своего дела, и удвоим или даже утроим наше войско, - спокойно возразил Левкон.
– Кроме того, мы наймём двадцать или тридцать тысяч конных сираков. Думаю, они с удовольствием воспользуются возможностью разграбить богатые скифские селения. А ещё мы поднимем против вас херсонеситов, у которых вы отобрали их Равнину. И тогда вам придётся воевать сразу и на востоке и на западе, - продолжал Левкон стращать Палака, с лица которого помалу сползла ехидная ухмылка.
– Но можно ведь и не доводить до всего этого, а договориться между собой по-хорошему, как добрые друзья и соседи. Выбор за тобой, Палак.

Палак обратился за советом к своему окружению. Братья Эминак и Лигдамис, дядя Иненсимей, Дионисий, Главк и остальные высказались единодушно за то, чтобы вернуть боспорцам их земли, но не задаром, а за достойный выкуп. Палак согласился и начал с Левконом торг о размере выкупа. В конце концов сошлись на том, что басилевс Перисад заплатит за земли сатавков между Биком и Длинной стеной два таланта золота и три таланта серебра. После того, как ударили по рукам, Палак заявил, что феодосийцы должны заплатить за свою хору отдельно, а если не захотят, то он, прежде чем уйти за Бик, прикажет сравнять с землёй их пограничную стену и спалить дотла все усадьбы, сады и виноградники. Пришлось Левкону опять усаживаться на подушки и начинать новый торг. Палак затребовал с феодосийцев три таланта золота, но Левкону удалось сбить размер выкупа до таланта золота и таланта серебра.

После того как Палак и Левкон, поднявшись на ноги и шагнув с широкими улыбками друг к другу, в кольце окруживших с радостными лицами медвежью шкуру советников царя второй раз ударили по рукам, Палак приказал вновь наполнить чаши вином, чтобы закрепить только что заключённую сделку, знаменующую конец войны. На сей раз Левкон демонстративно выпил свою чашу до дна, стараясь не отставать от Палака, и заслужил громкие похвалы и шутливые восклицания скифов. Левкон хотел вернуть пустую чашу слуге, но Палак попросил взять её на память.

– Надеюсь, что по пути в Феодосию злые духи не превратят её из золотой в медную! Эх-хе-хе-хе-э!
– заливисто захохотал Палак собственной шутке.

Когда все, включая и самого Левкона, отсмеялись, Левкон, поблагодарив царя за щедрый подарок, напомнил, что условия только что заключённой сделки должен одобрить и утвердить басилевс Перисад, а также граждане Феодосии, и попросил дозволения отправить конного гонца с радостной вестью в Пантикапей. Палак, разумеется, дозволил и, направляясь с Левконом к двери, пообещал, что его воины сопроводят левконова гонца, чтобы с ним, не дай бог, не стряслось по дороге никакой беды, до самых ворот Длинной стены и обратно.

Прощаясь под балконом с дорогим боспорским гостем (дожидавшиеся царевича напротив входных дверей соматофилаки тотчас обрадовано вскочили в сёдла и подобрали поводья), Палак уведомил его, что уведёт своё войско с феодосийской хоры только после того как получит всё причитающееся ему золото и серебро. Левкон согласно кивнул и, озабоченно наморщив лоб, сказал, что феодосийцы непременно захотят узнать, каковы гарантии того, что скифы вернут им их хору целой и невредимой после того как получат выкуп.