Шрифт:
Я указал на лес:
— Но...
— Да знаю я! – сорвался Уилл. – Думаешь, мне не хочется их искать? У нас и так немного
лекарей! В той сумке есть целебная мазь и нектар. Давай!
Я был ошарашен. Я понял, что Кайла и Остин волновали его ровно столько же, сколько и меня.
Только вот Уилл выполнял свой долг. Он обязан был сначала позаботиться о раненых. И сейчас
он нуждался в моей помощи.
— Х-хорошо, – сказал я. – Как скажешь.
Я схватил сумку с медикаментами и занялся Паоло, который как раз потерял сознание от боли.
Уилл поменял медицинские перчатки и посмотрел на лес.
— Мы их найдем. Обязательно найдем.
Нико ди Анджело подал ему фляжку:
— Выпей. Прямо сейчас ты должен быть именно здесь.
Я понимал, что сын Аида злился. Трава у его ног дымилась и увядала.
Уилл вздохнул:
— Ты прав, но мне от этого не лучше. Теперь надо вправить сломанную руку Валентины.
Поможешь?
— Звучит жутковато, – ответил Нико. – Пошли.
Я присматривал за Паоло Монтесом, пока не стал полностью уверен, что ему больше ничего не
грозит. Тогда я попросил двух сатиров отнести его носилки в домик Гебы.
Я сделал все возможное и другим. У Кьяры было легкое сотрясение. У Билли Ын случился
приступ ирландской чечетки. Из спин Холли и Лорел нужно было убрать осколки взорвавшейся
рядом с ними пилы.
Как и ожидалось, близнецы Виктор пришли первыми, а теперь они спрашивали, в кого же попало
больше осколков, ведь тогда они могли бы с гордостью говорить о том, через что прошли. Я
приказал им помолчать, иначе я больше никогда не разрешу им носить лавровые венки. (Имею
на то право, ведь я их создатель.)
Для смертного мои исцеляющие способности были сносными. Уилл Солас намного превзошел
меня, но я не придавал этому такое же значение, как неудачам в стрельбе из лука и музыке.
Полагаю, быть вторым в целительстве уже привычное дело. Мой сын, Асклепий, стал богом
медицины к 15 годам, и я был вне себя от радости. Это позволило мне уделить больше времени
другим увлечениям. Кроме того, для любого бога иметь ребенка, который стал врачом – мечта.
Пока я промывал рану, подбежал Харли, теребя в руках маячок. Его глаза были опухшими от
слез.
— Это моя вина, – бормотал он. – Из-за меня они пропали. Мне... Мне жаль.
Его трясло. Было ясно, что мальчик был в ужасе от того, что я мог сделать.
За последнюю пару дней я уже успел соскучиться по страху смертных. Все мое нутро бурлило
негодованием и злобой. Я хотел обвинить кого-то в моем положении, в исчезновениях, в моем
собственном бессилии что-то исправить.
Но мой гнев сам собой исчез, когда я взглянул на Харли. Я почувствовал себя пустым, глупым,
постыдился самого себя. Да, я, Аполлон... испытал стыд. Это было настолько небывалое
событие, что весь мир мог бы разорваться.
— Все хорошо, – сказал я ему.
Он шмыгнул носом:
— Соревновательная дорожка ушла в лес, хотя не должна была. Они потерялись, и.... и....
— Харли, – я положил свои руки на его, – позволишь взглянуть на твой маячок? Он вытер слезы.
Он, видимо, опасался, что я сломаю устройство, но все равно отдал.
— Я не изобретатель, – сказал я, поворачивая шестерни максимально аккуратно. – У меня нет
способностей твоего отца, но я понимаю музыку. Полагаю, автоматоны реагируют на частоту
энергии на 329,6 Герцах. Она лучше всего резонирует с Небесной бронзой. Если только ты
отрегулируешь свой сигнал...
— Фестус сможет услышать его? – глаза Харли расширились. – Правда?
— Точно не знаю, – честно признался я. – Так же, как и тебе не могло быть известно, как поведет
себя Лабиринт. Но это же не означает, что мы должны прекратить попытки. Никогда не
прекращай создавать, сын Гефеста.
Я вернул ему маячок. На мгновение Харли уставился на меня с недоверием, но затем обнял
настолько сильно, что чуть не сломал мне ребра, и убежал.
Я позаботился о последнем больном, в то время как гарпии, собирая бинты, разорванную одежду
и сломанные оружия, очищали территорию. Они положили золотые яблоки в корзину и
пообещали, что сделают самые вкусные сияющие яблочные турноверы на завтрак. По настоянию
Хирона оставшиеся полубоги разошлись по домикам. Он уверил их в том, что мы примем