Размером они невелики – на две-три железные койки на песчаном полу. Окна вовсе ни к чему – приехав отдохнуть, хозяин день-деньской держит дверь нараспашку.

Но если он рыбак, то дверь запрёт и спустится к затоке, где стоят неширокие длинные лодки-плоскодонки, прикованные к берегу железными цепями на висячих замках.

Уложив снасти на дно своей лодки, он отопрёт увесистый замок, сядет на доску-сиденье в узкой корме и, загребая одним веслом, выйдет из затоки на простор Сейма, а там в своё излюбленное место, где прикармливает рыбу макухой, она же жмых.

Иметь домик большое удобство – купаться ходишь на Залив; через ивняк напрямую метров двести; а потом, вернувшись, готовишь обед на примусе, что гудит пламенем на столе врытом в песок возле домика.

Многие выезжают в свой домик вечерней электричкой в пятницу, а возвращаются последней в воскресенье.

А без домика на Сейм ездишь лишь по субботам и воскресеньям; утром – туда, а в пять, или семичас'oвой – обратно.

Когда Куба приехал летом после первого курса мореходки и какой-то там ещё практики, мы, конечно же, решили рвануть на Сейм.

Только надо дождаться выходных, ведь я работаю; да и к тому же по будням на Залив не приезжают ОРСовские машины-будки продавать мороженое.

– Чепа говорил, ты с Григоренчихой крутишь?

– Передай Чепе, что её зовут Натали.

– Так ты и её позови.

Натали запросто согласилась и мы поехали вчетвером: Куба, Чепа, я и она.

Когда сошли с электрички и решали – куда: на Залив, или на озеро возле опушки соснового леса? – Натали предложила переплыть на ту сторону Сейма; там не такой дурдом, как на Заливе.

На другом берегу тоже есть домики и приехавшие в пятницу встречают своих с утренней субботней электрички, чтоб перевезти их туда. Если попросить – так и нас переправят.

И вышло именно так.

Отличный выдался денёк.

Мы нашли песчаную поляну среди ивняка; совсем рядом с рекой, метров за сто от домиков. На мелком мягком песке мы расстелили единственное покрывало, потому что только Натали догадалась привезти.

Когда она переоделась в купальник, то затмила весь Film a divadlo, потому что при такой пышной груди и округлых бёдрах у неё оказалась на удивление тонкая талия.

Купаться мы ходили в заводь с привязанными плоскодонками; там отлогое песчаное дно. Чепа, Куба и я бесились как в старые добрые времена на Кандёбе.

А после обеда из бутербродов и лимонада мы легли загорать.

На покрывале места было только для двоих: для Натали – это ж её покрывало, и для меня – ведь это я с ней встречаюсь.

Она лежала на спине, в чёрных очках от солнца, а я на животе, потому что стеснялся, что у меня плавки торчат от эрекции.

Наши плечи чуть-чуть соприкасались.

Мои кореша лежали вытянувшись на горячем песке – тоже на животах – примостив свои недальновидные головы у нас в ногах на углы расстеленного покрывала.

И – знойная тишь…

Разумеется, на следующий выходной мы поехали на это место только вдвоём.

И снова мы лежим на покрывале посреди жаркой тишины. Длинные листья ивовых кустов вокруг овальной поляны молчат, не шелохнутся.

Нас только двое на этом открытом лишь небу песке.

Мои веки зажмурены, но солнце всё равно вливается сквозь их кровяно-красный туман и оборачивается чёрной болью.

– Голова болит,– чуть слышно выговариваю я.

Красный туман темнеет и мне становится невыразимо хорошо – она положила свою ладонь на мои веки.

Не открывая глаз, я нахожу рукой её запястье и неслышно тяну книзу, чтобы её ладонь соскользнула мне на губы.

Я благодарно целую нежную мягкую ладонь, что унесла мою боль, и растворяюсь в неизъяснимой неге; лучше этого на свете ничего нет.

Но когда она, привстав на локте, склонила своё лицо над моим и слила свои губы с моими, я узнал, что есть кое-что и получше, но просто этому нет названия.

Поцелуй?

Когда ты расплавлено таешь в купели встречных губ, тонешь в их необъятности и, вместе с тем, паришь…

Всё это и ещё целый океан совсем неописуемых чувств…

Всё это выразимо в трёх слогах: по-це-луй?

Ну, что ж, немало мы их сложили в тот летний день.

А когда мы шли уже к заводи для переправы на берег электрички, я остановил её в тесном ивняке и ещё раз поцеловал. Прощально. Дальше уж нельзя будет.

Она ответила на поцелуй усталыми губами, а потом, не глядя мне в лицо, как-то грустно сказала: