Джейс ругала себя, что не настояла на отправлении вечером: втроем они бы сумели как-нибудь не пропасть ночью в джунглях, но убедить Герка она не сумела. Не умела она убеждать, говорить вовремя острые и настойчивые речи.

Все трое молчали, чтобы случайно не заговорить о сцене, которую наблюдали в проклятом городишке. Перед Джейс живо вставал надменный образ Цитры, которая утверждала, что самозванка приносит несчастья. Затем лицо жрицы внезапно трансформировалось в ухмыляющееся лицо главаря, Вааса, а потом снова распадалось пикселями, словно чешуя… Где-то на границе сознания плескался бред, но лишь на периферии, в центре скалилась уродливыми образами и ослепительными зарослями смешанная чередой событий реальность.

Хотелось верить: завтра, уже завтра все кончится. Но такое ослабляющее представление давно не посещало. Что могло кончиться? Есть только суровые «здесь и сейчас», а загадывать и обещать опасно, необходимо лишь предвидеть и анализировать. И кого спасали обнадеживающие обещания? Странный зверь надежда, вроде золотого облачка: на вид красиво, так, что душа заходится от неги, а не дотронуться. Да и облако мокрое и холодное, все золото только от солнца, которое, если зайдет, останется одна серость. Зверь с золотой шерстью, жар-птица. Сказочные птицы и правда пели в ветвях, яркие, неугомонные, они не унимались, пока их не пугали отдаленные хлопки выстрелов. Как и путешественников, которые, стараясь не сбивать дыхание, инстинктивно пригибались, прикрывая головы руками. Потом соображали, что не по их души, и двигались дальше.

Герк вел мимо древних развалин. Нечто вроде четырех увитых плющом колонн без кровли, да зал-углубление, от которого вели наверх пять ступеней. Контрабандист резво обогнул центр зала, срезав крюк, выпорхнул на дорогу. Следом за ним бежала Дейзи, но, очевидно, не заметила, что Герк обогнул что-то… И внезапно провалилась, исчезнув в колодце неизвестной глубины. Послышался всплеск.

— Дейзи! — в ужасе воскликнула Джейс, кидаясь к дыре в центре зала. Девушка панически пыталась всмотреться в подземелье, оказавшееся под развалинами, в скудном свете играл холодными бликами квадратный колодец с мутной водой, стоялую гладь которой только что потревожила одна из путешественниц.

— Что случилось? — подбежал Герк.

— Проклятье! — выныривая, выругалась Дейзи, отзываясь. — Все в норме!

— Вылезай оттуда! — протрубил Герк так, что эхо загудело в затхлом помещении.

— Сейчас я спущусь! — засуетилась Джейс, обнаруживая свешивающиеся плотным пластом канатов лианы.

— Не надо! Я… — громко крикнула Дейзи, счищая с себя ил да мокрые гнилые листья, но увидев, что Джейс уже спустилась на массивный уступ древнего жертвенника, вздохнула. — Ну, ты как всегда!

— Руку давай! — торопила ее Джейс, отчего-то голос ее звенел тревожно и суетливо, и вскоре подруга поняла по какой причине: вокруг, теряясь во мраке тонкими призраками, шипели змеи, множество змей. Издалека, сверху доносился лай собак, искаженно отраженный жуткими звуками от стенок потайного святилища. Ох уж эти друзья людей. Не друзья, а тявкающие предатели.

Дейзи вздрогнула, обернувшись на змей и схватилась за руку подруги, которая с невероятной силой затащила на уступ. Дальше, не щадя ободранных ладоней, поднялись по лианам. Обратно, к солнечному свету. Герк караулил наверху, хлопая бесцветными глазами, будто не понимая, что вообще-то ему следовало лезть за девушкой, тем более Джейс подозревала, что одним поцелуем они не обошлись. Но даже если было между ними что-то ночью, мужчина не посчитал нужным немедленно приходить на помощь Дейзи, говоря со смехом:

— А в эту дыру у нас все, кто не местный, проваливались! И все в колодец!

— Там змеи! — воскликнула, негодуя, Джейс, готовая ударить контрабандиста.

— Бежим дальше! — первая заторопилась Дейзи, как будто совершенно не шокированная тем, что с ней произошло.

Да ее, видимо, уже ничто не могло шокировать. Джейс-то тоже уже не шокировали опасности природы, но не переставало потрясать равнодушие людей, их спокойствие в отношении чужих несчастий. Отправились дальше. Одежда Дейзи быстро высохла на солнце, вот только казалось, что для пистолетов не прошло даром падение в воду. Оружие (даже самое современное) имеет гадкое свойство заедать, а чаще всего опасность кроется в паре секунд, ведь речь с обоих сторон идет о чьей-то жизни, вплавленной в прицел.

Мимо, пища смешными дурными голосами, врассыпную бросилась стайка черных тапиров, неприятно болезненно резанув памятью об Оливере, воскресив подробности его жестокой казни. Тапиры, вараны… Оливер, Ваас… Кровь бедного парня, алая майка главаря. Как бред, все как бред, такой реальный бред. Джейс помотала головой, зная, что от этой памяти не избавиться и нельзя избавляться, но все ж и видеть ее в каждой мелочи невыносимо и опасно. Воспоминание о собственном бессилии будило новый гнев.

А вокруг росли деревья, не пальмы, которые тянулись все ближе к берегу моря, а самые обыкновенные, со светлой корой и мелкими листьями. Встречались, правда, некие подобия привычной диффенбахии с мясистыми резными листьями, но только раз в десять выше, да еще наиболее нелепо и непривычно смотрелись вертикальные веники-грабли, которые имели какое-то родство с пальмами, только жесткие листья у них тянулись строго вверх красивым веером. И сквозь листву, покрывая кожу леопардовыми пятнышками светотени, стекало медовыми ручьями жаркое солнце.

И буйство джунглей сменилось видом со скалы…

Еще одна мертвая прибрежная деревня.

Такой она казалась. Размазанные по прибрежной низине дома на столбах с соломенными, проломленными в нескольких местах крышами. Рисовое поле за ними. Сердце Джейс неуютно заныло: есть ли там вообще люди?

Все, что здесь являлось проявлением цивилизованности, окультуренности, выглядело каким-то брошенными, разоренным и инфернальным. Будь то ржавые машины или разрушенные дома. И оказывалось, что самое страшное — не трупы. Труп можно и в обычной жизни нередко увидеть. А вот разрушение судеб живых — свидетельства катастрофы… Вот, что страшно. Так-то умер человек, и ему уже все равно. А ужасно видеть тех, кому он был дорог, смотреть на молодых вдов без средств к существованию, на детей-сирот возле разрушенных домов. Смотреть и не знать, что вообще можно для них сделать, ведь сами оказались хуже бродяг. И Джейс оставалось только прятать глаза, когда они спустились с высокого холма, да снова вдыхать опостылевший запах пожарища. Как приятен дым очага, как ужасен дух пожара. В этом мире все имеет две стороны, как у Луны.