— Райли… Оливер… Дейзи… Лиза… Ваас! — вспоминала она имена всех, кого потеряла, вспоминала и его в числе тех, кто поддерживал ее, ради кого ей когда-то стоило жить. А теперь уже нет. — Ваас… Лиза… Дейзи… Оливер… Райли! Райли!

Женщина практически кинулась вперед головой, но внезапно будто кто-то дернул ее за плечо, так что остановилась, балансируя руками:

«Не смей!».

Женщина встрепенулась, она знала этот голос, обернулась — никого. А кого она рассчитывала увидеть? Ведь никого не осталось, никто никогда не придет, не поможет, не спасет в орхидеевом аду, где бамбук прорастал пыткой и флейтой.

— Отец… — тихо выдохнула она. — Папа! Я устала, позволь, я вернусь домой… к тебе.

Голос ее дрожал и ломался, она подняла глаза к небу, она уже не знала, какой веры придерживается, в какой религии самоубийство не есть грех, она хотела домой, а дом остался в прошлом, там, где жил отец. И казалось, что, если умрет, проснется уже в другом мире, в доме с просторными светлыми комнатами, а за столом будут сидеть все, кого она любила. Все… Кроме одного, того, кто не мог ужиться с атрибутами цивилизации, того, кто олицетворял хаос.

«Не смей, дура!» — иной голос, другие интонации, точно ангел и демон, но оба говорили об одном.

Женщина резко отпрянула от края, едва не падая на спину, но только осторожно опускаясь на землю. Сердце бешено колотилось, она озиралась по сторонам, но вновь никого не видела, совсем никого, буйный голос звучал в ее голове. Пусть так, но он остановил на краю бездны.

— Ваас… Ты вновь решаешь, когда и кому жить и умирать? Третий раз не позволяешь мне распрощаться с этими страданиями… С какой целью? — обратилась женщина к джунглям и побрела дальше в лес, не зная, куда, позволяя ногам вести ее в неизвестном направлении. Вновь насытилась неизвестными плодами, кажется, на острове наставал сезон сбора урожая. А сколько деревьев не приносили пользы, потому что некому стало срывать плоды и обрабатывать почву у разрушенных домов среди свалок и кладбищ… Их поглощали джунгли, смывали реки, накрывали мхи, растворяя следы человека.

Джейс шла по чаще, вокруг цвели орхидеи, свешивались крошечными лебедями, раскидывая крылья-лепестки, впервые ей встретились белые. Одну она сорвала, спрятала на груди, прижимая к сердцу. Зачем? ..

Шла дальше по чаще. Внезапно среди листвы послышалось шуршание — два леопарда. Черный и обычный, как золото и уголь, как солнце и ночь, и не змей и день, в вечной гармонии хищной, в вечном противостоянии, но ныне в тишине. Два леопарда вылизывали друг друга, соприкасаясь усатыми мордами, щурясь.

Странница была безоружна. Она просто села на землю, неподвижно, неслышно, прижимая к груди орхидею, глядя прямо перед собой. Леопарды. С них все начиналось, они вели ее, ее тотемы, ее стражи.

Животные не тронули ее, устроились рядом. Она как будто слилась с этими джунглями. Два леопарда… Как бы она хотела сейчас быть на их месте. Но она — одна, последняя оставшаяся. Она глядела на хищников, ровно дыша, она не боялась смерти, и, может, от этого смирения леопарды просто ушли, скрылись в чаще, но какое-то время они сидели вместе, соприкасаясь со всеединством мира. И деревья ее слышали, и трава, и хищники. Кто она? Кто? Ныне — часть острова, будто среди этого буйства красок и родилась настоящая она, всегда обитал ее дух, ее душа, ее предназначение.

Она выходила к реке и будто сливалась с быстрой водой, не видя свое отражение, она понемногу забывала свое имя, свой облик, точно исчезая понемногу, по атому, случайно разбрасывая свою суть среди пространства. И нет «я», и нет «мы», есть «все», где один плюс один равно всегда один, единственное начало мира, бытия.

Но возле южной оконечности северного острова ее раздумья без мыслей завершились, когда к берегу пристала моторная лодка с отрядом ракьят. Джейс решила, что больше не будет убегать, ведь она не преступница, чтобы трусливо спасаться бегством.

— Джейси? Почему ты здесь? — вдруг узнал ее один из крепких парней, рассматривая женщину. Она припоминала, что вроде бы этот воин был вместе с ними в другом небольшом отряде во время штурма грота, даже имени его не знала. А он позвал ее, и даже автомат не вскинул, так что женщина сделала несколько неуверенных шагов навстречу лодке. Оказалось, что парни направлялись прямиком на южный остров, в Терстон, за который последние дни шел бой, но наемники Хойта там окопались крепко, так что до какого-то времени предстояло скорее всего не наступать, но сдерживать их, чтобы не лезли на северный остров. Как ни странно, пираты без Вааса и правда практически потеряли свою территорию, среди них не нашлось нового сильного лидера, а Хойту, видимо, оказалось невыгодно тратиться на этот сброд, если они все равно проиграли в битве за северный остров.

— Ты с нами? — наконец спросили ее воины, дружелюбно открыто улыбаясь. Не верилось, что их соплеменники или даже родственники совсем недавно хотели принести ее в жертву.

— А разве вам еще не сказали? — неуверенно сжала сиротливо руки Джейс, но затем небрежно озлобленно бросила, с издевкой над самой собой. — Я ведь… Чудовище… Цитра отпустила. Но теперь ваш суд.

Женщина застыла, раскинув руки, как когда-то Ваас у нее на прицеле, вот так же — без страха смерти, испытывая себя и небо на прочность.