— Оливер, да ты под наркотиками! Это они тебя накачали? Поэтому ты… — лепетала что-то Джейс, а вокруг словно спускался вязкий туман, слова не обретали звукового наполнения. У нее нет голоса, у нее нет лица. Ее вообще нет.

— Пошли на*** все предположения, Хромоножка! Не было никакого вертолета. Тебя банально снова предали.

Этот голос, от одного этого голоса мысли и тело заиндевели пронизывающим холодом ужаса.

Как деревянная, Джейс медленно повернула голову: да, перед ней предстал ее враг, вышедший из-за деревьев вслед за остальными пиратами.

Ваас! Какое страшное имя. Точно это благодаря ему деревья каждую ночь оживали и все добрые лесные духи становились монстрами. Духи природы днем, они становились духами смерти по ночам. И он управлял ими.

Да, разум упорно отказывался верить, что перед ней такой же человек.

Человек не способен на такое зло, на такую подлость.

Но Оливера она безотказно считала человеком, а кто из них сейчас совершил большую подлость… Нет, конечно же, враг, враг во всем виноват, враг все это спланировал, враг заставил. Но враг — это враг… А кто такой тогда друг?

Враг! Вот он, прямо перед ней. Убить бы его сейчас, всадить нож в сердце. Но поздно.

Уже обезоружили, обступили, только жадные безглазые стволы уставились на нее жерлами дул. И среди этого черного леса смертельных машин верховодил он, стоял он. И точно действительно имел такую власть, что одним мановением руки мог сдвинуть остров с орбиты. А остров — это вот и вся земля, нет больше ничего. Нет, наверняка не человек. Ваас.

Комментарий к 36. К пропасти в дороге Вот теперь я точно жду отзывов или хоть какого-то внимания помимо просмотров, потому что следующий эпизод был написан потом и кровью нервов автора... Если выложить так, то, боюсь, останется незамеченным.

====== 37. Смех и слезы дружбы ======

Сколько стоят смех и слезы дружбы?

Пусть вам это скажут палачи.

Ваас.

Все виделось искаженным, воля и разум отказывались давать дельные советы в его присутствии, он невероятно подавлял их. Вместо воли — пустота, вместо разума — безумие. Его безумие.

Ненависть? Желание убить? Нет, в тот момент несчастная девушка ощущала только всеобъемлющую парализующую панику, страх, притом снова не за свою жизнь. Она все не могла понять, что не так сделала, почему они с Оливером так легко угодили в западню. Вот только Оливер сам только что признался, почему. А Ваас то ли с издевательским смехом торжества, то ли с горькой усмешкой доказанной страшной теории восклицал:

— ***! Парень! Да тебя снова предали!

Затем Ваас подошел к Оливеру, обошел его со всех сторон, нависая, точно хищник или навья, что обнюхивает добычу, говорил:

— Давай, Оливер. Ты же, ***, хороший мальчик. Расскажи Хромоножке, как ты его предал! Рассказывай, ***!

Ваас только замахнулся на Оливера, но, видимо, воля парня была уже настолько сломлена, что ему одной угрозы удара хватало, чтобы подчиниться, хотя, быть может, он никогда и не обладал никакой волей, так что поведал, воя, как белуга, глотая слезы:

— Сказали, что отпустят за выкуп, только если я приведу тебя сюда, заведу в западню. Родители все заплатили! Я не знал, как иначе выбраться! Они сегодня сказали: „Либо ты приводишь, либо в рабство“. Прости меня! Прости…

Простить? Да Джейс никогда и не держала зла, не могла ненавидеть, не умела. А что убивать приходилось — это о другом, другой уровень чувств. И все же что-то невыносимо жгло, не страх и не паника, что-то более глубокое, точно разверзлась место сердца бездна. И там бушевал огонь, сжигающий крошечный мир души дотла, до пустого пепла. Простить… Она не умела ненавидеть, так и прощать было нечего. Зачем просить прощения, когда он погубил их обоих? Какой уже смысл повторять какие-то слова, когда древний ужас, закатный змей, страж северного острова, а на самом деле — просто главарь отребье маячил возле них и откровенно насмехался над словами Оливера, растягивая в самодовольной усмешке узкие губы, отчего становился еще больше похож то ли на рептилию, то ли на леопарда, в любом случае, на кого-то дикого и опасного.

— Вот и все… Теперь вы отпустите меня… Домой? — бормотал Оливер, умоляюще глядя на своих мучителей.

— ***! Парень! Ну, ты слышал это? — подскочил к Джейс Ваас.
– Ты, ***, слышал, я спрашиваю? *! Это же *ая гениальность! Полная свобода, а он сам прискакал в мышеловку!

Главарь стоял рядом, почти за спиной, темной тенью смерти, и его тяжелая крупная кисть с длинными цепкими пальцами надавила на ее плечо, точно пригибая к земле, так что девушка едва не упала, а ноги и так подкашивались.

Она точно в землю вросла. Ох, стать белой голубкой почтовой, птицей мира, принести бы вести, попросить бы помощи. Но у кого? Где? Одна только реальность. Но на что такая?

Оливер мог ничего и не говорить, Джейс и так все понимала. И какая-то ее часть упорно отказывалась верить, что это все на самом деле, что это все с ней. Оливер! Это же их бестолковый Оливер! И он всегда казался таким рисковым парнем, за что его и любили девушки, он производил впечатление человека, который защитит, даже несмотря на свою бесшабашность. Но, видимо, не случалось с ним настоящих неприятностей. А все его так убеждали, будто он великолепен, что он и сам уверовал. И вот остался один среди пиратов, рядом с обезоруженной девушкой, возле которой насмехался, наслаждаясь своим превосходством, главарь.